— Пойдём спать? — со вздохом предложила Улаана. — Нужно хотя бы несколько часов отдохнуть, я уже не могу думать. А завтра ещё допрос главного свидетеля… Надеюсь, он достаточно придёт в себя и сможет ответить.

Назавтра Кутум действительно был уже достаточно в себе, чтобы с ним можно было говорить, но особой пользы от него не ждал никто. Бледный, тень от самого себя, он сидел в кресле и безучастно пялился перед собой. При разговоре пожелал присутствовать принц Сулус, пытавшийся поддержать друга, но это ему ничем не помогало.

И Кутум ничем следствию не помог. Эрма была чистой и хорошей девушкой, и, хотя ещё не дала ему ответа о своём согласии выйти замуж, он в нём не сомневался. Просто понимал, что девушке нужно время привыкнуть и освоиться. И он сам тоже не мог никому перейти дорогу, разве что этому чудовищу из прошлого попался на глаза…

Пожалуй, это был единственный результат допроса: Хотой, который его вёл, узнал, что Чёрный Ветер искренне, люто и немотивированно ненавидел Марана Чёрный Меч. Сам не мог объяснить за что, но — ненавидел. Кутум не сумел внятно ответить ни на один из вопросов о том, что плохого сделал этот человек лично ему, кроме нанесённого Эрме удара милосердия. И, кажется, к концу допроса эта ненависть озадачила и самого Кутума: безучастное выражение на его лице сменилось напряжённой задумчивостью, и на дальнейшие вопросы он отвечал очень рассеянно.

Пока напарник вёл бесполезный допрос, Улаана занималась обыском в лаборатории и одновременно с этим просвещалась, потому что с мастером Шахру Лесным Сумраком иначе не получалось. Все попытки остановить его рассуждения, разъяснения и рассказы вызывали поток брюзжания и угрозы вообще уйти, если его помощь не нужна. Помощь была необходима, потому что только он мог в подробностях рассказать, чем занимался здесь Маран Чёрный Меч, и приходилось терпеть.

Да и интересно было, что ни говори. Причём больше наблюдать за самим мастером, чем слушать его пояснения: в зельях Улаана разбиралась плохо, для этого в распоряжении Старшего Дракона имелись свои специалисты, а вот старик оказался занятным. Огромного роста, с прямой, несмотря на возраст, спиной, он больше походил на какого-то воина древности, чем на человека, чьи руки обычно не поднимали ничего тяжелее пробирок. С длинными белыми от седины волосами, с сухим костистым лицом, некрасиво изрезанным глубокими морщинами, колючим хриплым голосом, предпочитающий чёрный цвет и не признающий украшений, он отлично подходил, чтобы пугать им детей. Да его и из взрослых многие опасались из-за неуживчивого нрава, упрямства и, поговаривали, мстительности. Правда, последнее дознавателей сейчас не волновало, уж в число подозреваемых старый алхимик точно не входил.

А пришелец из прошлого под его приглядом занимался многим, в небольшом шкафчике с готовыми составами нашлось два десятка аккуратно надписанных пузырьков с различными составами, включая «Объятия Боли», и почти все они являлись ядами. Были тут и гораздо более известные и смертоносные вещества, так что объяснить выбор убийцы этот обыск не помог, только сильнее всё запутал.

Конечно, на пузырьке, откуда отливали яд, никаких следов не осталось: кем бы ни был преступник, он всё же не был дураком. Зато на замке, на который запиралась лаборатория, и на том, что закрывал шкаф с опасными веществами, нашлись следы взлома, грубые и очевидные. То ли кто-то намеренно путал следствие, то ли не был умельцем по этой части… В любом случае оба замка были настолько простыми, что при желании с ними мог справиться кто угодно.

— Скажите, мастер Шахру, почему на лаборатории нет никакой магической защиты? И шкаф этот…

— Потому что магия влияет на составы, — отозвался тот. — Вас вообще чему учат? Хорошая защита повредит ценные ингредиенты и готовые продукты, а от слабой никакого проку.

— А нормальные замки? — не удержалась от иронии она.

— А замки — это вообще не по моей части, — отрезал старик. — Какие поставили — такими и пользуемся.

Улаана вздохнула и не стала отвечать. Она терпеть не могла работать с учёными: в том, что касалось безопасной работы с предметом их исследований, они пять раз перестраховывались, а за пределами исследуемого вопроса часто проявляли поразительную беспечность.

Вот и выходило, что любой, кто находился во дворце, мог влезть ночью в лабораторию и взять всё, что ему требовалось. Даже тот фиал, в котором убийца принёс яд, он мог подобрать здесь же: их был целый ящичек, и строгого учёта никто не вёл.

— А что вот это за состав, я не знаю, — заявил Шахру, когда опись дошла до последней непрозрачной фарфоровой бутылочки с названием «Блудная тень». — В лабораторном журнале записаны ингредиенты, их немного, но что он делает — не скажу. И названия такого я никогда не слышал.

— Всё равно спасибо, — ответила Улаана. Остальные зелья, кроме нужного, она забирать не стала, так и оставила в шкафу, только поставила на дверцу и замок печать Старшего Дракона.

Мастер Шахру недовольно поморщился, но смолчал. Крыло Старшего Дракона была в своём праве, а силы в этой печати содержалось немного, только и достаточно, чтобы сообщить о её нарушении, так что обожаемым составам и ингредиентам такая сигналка не угрожала.

Забирая с собой немногочисленную добычу, Улаана в мыслях составляла отчёт Голове. Отчёт составлялся вяло, на языке навязчиво вертелась унылая фраза: «Обыск результатов не дал».

Но никто ведь и не надеялся найти на месте кражи признание убийцы, правда? Ничего, вот придут из лаборатории результаты исследований, может, что-нибудь и прояснится. Зря, что ли, они весь праздничный зал обшарили и каждого из гостей?

ГЛАВА 11. Классификация ядов по способам поражения и механизмам действия

Смертный, думать не надо о завтрашнем дне,

Станем думать о счастье, о светлом вине.

Мне раскаянья бог никогда не дарует,

Ну а если дарует — зачем оно мне?

Омар Хайям

Ночь у Иданы прошла ужасно. Она не могла уснуть, голову переполняли разрозненные встопорщенные мысли, и никак не получалось уложить их или прогнать. Перед глазами стояла Эрма — то живая и улыбающаяся, то — лежащая на полу и… От последнего образа Ида каждый раз вздрагивала и то поворачивалась на другой бок, пытаясь переключиться, то переворачивала подушку, то прятала под неё голову или, наоборот, высовывала и натягивала одеяло на макушку.

Причудливо и странно эти мысли переплетались с воспоминаниями о Маране. Его, хладнокровного и безжалостного, после вчерашнего стоило бы начать избегать и всерьёз бояться, но получалось только жалеть, что его нет