Тут в дверях комнаты появилась моя мама и проговорила:

– Сашенька, пойдем! Дядя Коля хочет нам что-то показать.

Я только вздохнула и пошла за мамой. Бесполезно было сетовать и напоминать маме, что две чашки кофе в поезде, за которые мама заплатила как за огромную пачку лучшего растворимого кофе в магазине, выпили случайно наши попутчики, а мама, понятное дело, выяснять и разбираться не стала и мне не разрешила. Наверно, у мамы так работает внутри программа сохранения мира – сначала надо спасти всех остальных, а потом уже себя и своего ребенка. Но даже в самолетах объясняют, что кислородную маску в случае разгерметизации надо надеть на себя и на своего ребенка, а вовсе не на дядю Колю и его сиделку с синими волосами и не на случайных попутчиков, которые храпят, как сломанные паровозы! Причем надеть сначала – на себя. Ведь мама тоже не пила и не ела ничего со вчерашнего вечера, поели мы дома, до поезда.

– Мам, может, быстро чаю выпьем? – без особой надежды спросила я, когда поняла, что мы куда-то идем из квартиры.

Это может быть надолго. Может, дядя Коля хочет показать нам какой-нибудь памятник – к примеру, финским солдатам, погибшим в русско-финскую войну… Ведь дядя Коля наверняка на их стороне. И на стороне всех русофобов. Или что-то изменилось за эти годы?

– Сашенька, – мама укоризненно посмотрела на меня, поддерживая дядю Колю, который, надо сказать, довольно бодро спускался по широкой лестнице с просевшими ступеньками и, как мне казалось, совершенно не нуждался в чьей-либо помощи. – Мы в гостях. А значит, мы должны…

Мама задумалась и не успела договорить, потому что в этот момент открылась какая-то дверь и оттуда выкатилась целая компания молодых ребят в темной одежде – черной и сине-черной. Я заметила свастики на рукавах у некоторых. Ничего себе! Я как раз перед поездкой читала о финских фашистах времен Великой Отечественной и наших военнопленных, которых они мучили со звериной жестокостью. Не дочитала – мама выключила в квартире Интернет, рассердившись, что я не хочу вместе с ней «учить пять главных слов финского языка» – «добрый день, спасибо, пожалуйста, привет, хорошо», которые звучат, как скороговорки-потешки, в которых после каждого слога вставляется какой-то лишний слог и получается белиберда: «пяйвяя, киитокси, терве-терве, хювя»… С чего мама взяла, что именно эти слова у них главные? Просто у нее такая жизненная позиция: все люди хорошие и очень хорошие. Если эти люди постараются и докажут маме обратное, то, возможно, она и поменяет свое мнение. Или не поменяет. Вздохнет и скажет: «Хороший человек, как же ему не повезло в жизни! Озлобился. А ведь хороший, я вижу по глазам!»

Увидела ли мама сейчас по глазам молодых финских фашистов, что они хорошие, я не знаю, но договаривать она не стала, задумчиво проводила их взглядом. Один из них в шутку толкнул дядю Колю – думаю, они не догадываются, что он русский по происхождению. Дядя Коля лишь потер плечо и помахал им рукой. Я не стала лезть, промолчала и отвела глаза. А что мне было делать? Другой финн очень внимательно посмотрел на меня, проходя мимо, что-то сказал; поскольку я не отреагировала, он затормозил и переспросил. Сири у меня была уже выключена, дядя Коля застыл, как будто его на мгновение парализовало в неудобной позе, перевести он мне вопрос не мог или не хотел. А как? Не заговорит же он сейчас по-русски!

Финн извернулся, заглянул мне прямо в лицо. Я почувствовала невыносимую вонь перегара и еще чего-то отвратительно сладкого, мерзкого, как пахнет тухлое мясо.

– God bless you! – неожиданно звонко сказала моя мама, наверное, надеясь, что интернациональное понятие бога – это панацея во всех сомнительных и опасных ситуациях. Так это ведь смотря какой бог у этих молодчиков.

Финн нехорошо ухмыльнулся и повернулся, чтобы и маму рассмотреть поближе. На наше счастье, откуда-то снизу раздался страшный собачий лай, как будто лаяло сразу пятьдесят собак. Заорали и заржали его товарищи. Финн пихнул маму локтем, мне сделал какой-то омерзительный жест языком – в языке у него оказался еще и пирсинг, три блестящих шарика, и скатился через несколько ступенек вниз.

Я испугалась? Да, я, такая смелая, быстрая на язык, растерялась и испугалась.

– А вот Сашенька у нас собирается в Академию… – начала было мама, тоже от испуга.

Я успела подхватить маму под руку и крепко сжать ее выше локтя.

– Тимирязевскую! – закончила за маму я.

Мама удивленно взглянула на меня, покачала головой, но поправлять меня не стала. Мы тем временем спустились на первый этаж и пошли дальше вниз по лестнице, которая уперлась в узкую высокую дверь.

– Ну-с… господа… – Дядя Коля вдруг заговорил, как дворянин из девятнадцатого века. – Прошу-с… Взгляните… Как мы тут загниваем, так сказать…

Если бы я меньше читала и не интересовалась историей, в том числе самой недавней, я бы не поняла, на что намекает дядя Коля. Но я знаю, что во времена, когда мой папа был «кухонным диссидентом», европейские страны, где была рыночная экономика, называли странами загнивающего капитализма. И всем так хотелось хоть одним глазком посмотреть – что там и как, а лучше не одним, а лучше не просто посмотреть, а попробовать этой жизни…

– Мы теперь тоже загниваем, дядя Коля! – успокоила я его. – Так что нас особо ничем не удивишь.

Дядя Коля открыл магнитным ключом дверь, дотронулся до светящегося выключателя и поманил нас дальше. Мы прошли пустую раздевалку, обитую деревом, дядя Коля показал на расписание, висевшее на стене.

– Вот…

Я увидела список из двадцати фамилий, среди них «Orloff», день и время 19.30–20.30.

– Это мое время – личное! – чтобы сходить в сауну! Вот! – Дядя Коля движением фокусника распахнул дверь и показал маленькую сауну. – Вот за это лучшие люди боролись! Чтобы так жить! Лучшие умы! А теперь – самое главное!

Он открыл еще одну дверь, и мы увидели небольшой бассейн, с узкими окошками по верху одной стены. Сам бассейн был длиной метров десять и шириной – три.

Дядя Коля молча стоял напротив нас и гордо смотрел.

– Всё? – спросила я.

– Очень… – Мама подумала, что сказать. Растерянно огляделась… – М-м-м… спортивно… – наконец проговорила она.

– Да! – сказал дядя Коля. – Так живут нормальные люди в нормальной стране! Получают то, что заслужили. Работают и отдыхают.

– Поплаваем? – спросила я.

Мне так хотелось что-то сказать, чтобы взорвать дядю Колю и мою маму, которая улыбалась, улыбалась изо всех сил, хотела как можно быстрее установить с братом своего отца теплые, дружеские отношения…

– Сашенька… – Мама умоляюще посмотрела на меня. Под ее умоляющим взглядом я остановила собственный поток красноречия и довольно вежливо спросила:

– А чем вы здесь занимаетесь?

– В бассейне? – удивился дядя Коля.

– Нет, в Финляндии. Почему вы здесь живете? Что делаете?

– Сашенька… – Мама снова попыталась меня остановить.