в белую и красную подливу, после чего аккуратно отправляет в рот. А как жует – вообще не видно.

Олег проговорил наставительно ратнику:

– А ты не торопись. Для хорошего пищеварения есть надо маленькими кусками, хотя бы размером с орех, а не репу. Видишь, как Люсиль замечательно ест? Потому и стройная, как березка.

Савмак хохотнул и хлопнул себя ладонями по животу, которого вообще-то нет, а под рубахой пласты стальных мышц.

– А я и репу могу целиком в рот запихать, – ответил он гордо. – Жевать, правда, неудобно, челюсть болит. Но коли надо, что поделать. Когда жрать охота, надо не щелкать носом. А то понабегут всякие, останешься не только без еды, но и без штанов.

– В большой семье, стало быть, вырос, – заключил Олег.

Ратник охотно закивал.

– Еще как большой, – усмехнулся он. – У нас в деревне принято было детишек растить. Одних только братьев у меня десяток. Это не считая сестер, которых до кучи пятеро.

Люсиль аж поперхнулась и в изумлении заворочала глазами, взгляд переползает с Олега на Савмака и обратно, даже челюсти жевать перестали.

– Это что же? – выдохнула она неверяще. – Твоя матушка родила пятнадцать детей?

Спина ратника выпрямилась, плечи расправились, он кивнул с гордостью.

– И хотела больше, для ровного числа, – сообщил он. – Но батя сказал, достаточно. Все равно не угадать, кто родится. А девок тем более надо пристраивать, приданное им всякое.

– Будто женщина без замужества не может обойтись в жизни, – фыркнула Люсиль и отправила в рот очередную лапку в подливке.

Савмак покосился на нее хмуро, но во взгляде пробежала отеческая забота.

– Не может, – проговорил он терпеливо. – Иначе кто ее защищать будет, когда родители покинут этот мир?

– Сама и будет защищаться, – поторопившись, ответила Люсиль, но тут же прикусила губу и виновато покосилась на Олега.

Волхв хмыкнул. Женщины, как кошки, чувствуют изменения задолго до появления видимых признаков. Вот и Люсиль своим врожденным чутьем, какое есть у любой женщины и которое они гордо называют интуицией, улавливает веяния будущего. Он тоже предвидит перемены, хотя до них пока долго. Но они грядут во всем и, судя по недавней моде жечь красивых баб на кострах, накренится мир в другую сторону. Впрочем, тоже временно.

– Ибо все временно… – пробормотал он под нос, увлекшись размышлениями о важном.

Савмак не расслышал, обернулся к нему.

– Чего? А? Видишь, Люсиль, – проговорил ратник, умозрительно решив, что понял, о чем вещает Олег, – пастор тоже со мной согласен. Ну как ты будешь защищаться, если ладно я, но даже мальчишка-разносчик тебя соплей перешибет?

Люсиль гордо выкатила грудь, ткань на самых выступающих частях натянулась, подчеркивая красивые формы.

– Напомнить, как я сражалась с разбойниками? – спросила она с достоинством. – Наравне с вами!

– Ну скажешь тоже, – усмехнулся ратник, – какой там наравне.

Люсиль кивнула.

– Ну хорошо, – согласилась она, – пусть и не совсем наравне. Но дубинка в моих руках держалась уверенно и крепко. И не говори, что я вам не помогала.

– Помогала, – чуть кривясь и нехотя, все же согласился Савмак, – но твоими руками лучше обнимать, а не дубинками махать. Все же каждый должен заниматься своим делом. Воин – идти и защищать, красивая девица – любить и сохранять, пастор – молиться и спасать. Так, пастор? Ведь так?

Они оба оглянулись на Олега, в глазах ожидание, каждый желает подтверждения собственного мнения, чтобы потом победно выкатить грудь и взглядом втоптать противника в пол. Олег вздохнул, они оба правы и не правы одновременно, потому как горячи в своей юности и порывах. Но и он сам в глазах вечности выглядит точно так же.

– Всему свое время, – ответил волхв. – Иногда нужны крайности, а иногда и наоборот.

Люсиль и Савмак переглянулись, на лица опустилась тень непонимания, но они промолчали, уткнувшись в еду, тем более ратнику принесли вторую порцию лапок – целый тазик. Когда он начал есть, вся таверна с интересом наблюдала за процессом, кто-то делал ставки – сожрет или нет, кто-то посмеивался над неотесанным варваром, который не знает, какой вилкой есть лапы, а какой рыбу.

Савмак, довольный вниманием, лыбился и забрасывал мясо в бездонную глотку. Люсиль морщилась, но все равно смотрела с интересом. Олег свою порцию жевал медленно, с расстановкой и тщанием, потому как тяжелый живот мешает думать, а он все-таки человек мысли.

За поеданием лапок, шумом и гамом от Олега не ускользнуло, как в таверну вошли двое и приблизились к незнакомцам, что глазели на них из-под лестницы. Те что-то шепнули им, покивали, затем все пятеро разом поднялись и вышли из таверны, не обратив внимания на веселье.

– Смурные люди у вас тут захаживают, – заметил Олег долговязому бородачу, что за соседним столом залихватски подбадривает Савмака, чтоб тот ел и не сдавался.

Бородач покрутил головой, взгляд остановился на двери, которая только что затворилась за ушедшей пятеркой.

– Это да, – согласился бородач. – Времена-то неспокойные. Народ дергают, каждый хочет свою правду навязать.

Савмак проглотил большой комок мяса прямо с костями и спросил:

– А кто дергает-то? Кто навязывает?

Бородач вздохнул и развел руками в извиняющемся жесте.

– Так известно кто, – ответил он. – Наверху делят власть, а мы страдаем.

Из-за соседнего стола детина со шрамом на щеке бросил ему презрительно:

– Ой, да где б ты страдал. Каждый день в таверне харчуешься. Ишь, какой несчастный.

– А может, я тут успокоения ищу, – ответил бородач, оправдываясь. – Кухня тут что надо!

Шрамированный усмехнулся и сказал громко, чтобы все слышали:

– Да не кухня тебе приглянулась, а кухарка! Третью неделю за ней вьешься!

Таверна грянула смехом, загремели кружки, послышались шуточки, подбадривания, а так же советы о том, как лучше приманить кухарку, которая, как выяснилось, дама с характером и формами.

– Ладно-ладно, – стал оправдываться бородач. – Погляжу я на вас. Она настоящая женщина. На вас, заморышей, не поглядит.

– А на тебя, увалень, поглядит, – с хохотом выкрикнул кто-то.

– Вот увидите, – решительно заявил бородач и ударил себя кулаком в грудь, – пойдет за меня замуж. Сама пойдет!

Затем обернулся к Олегу и проговорил с напором:

– Вы их не слушайте. Они слухам против короля и его благочестивой жены верят. Ничего святого. А это все россказни.

Савмак расправился с тазиком лапок и вытер рукавом губы.

– И кто ж их распускает? – спросил он.

– Да известно кто, – ответил бородач, его голос стал приглушенным, а сам он подался вперед и опасливо покосился по сторонам. – Слухи разные ходят, но будьте уверены, про короля поклеп возводит целый орден.

Говорить он старался тихо, но его каким-то образом услышали все, в таверне мгновенно воцарилось