Больной Слепченко притушил папироску о край раковины, помахал рукой кому-то внизу и, одернув пижаму, торопливо вышел из умывальной.

Во дворе больницы, прислонившись к тополю болоньевым плечом, стояла женщина лет тридцати. И занята была беседой с санитаркой Клавдией Афанасьевной. На медицинские, в основном, темы. А на какие ж еще говорить с медработником при исполнении? Вот именно.

— Да неплохо твой себя чувствует, — говорила Клавдия Афанасьевна. — Смышленый, общительный, вон свидания ему разрешают, прогулки. Я думаю, поправится. А когда поправится, перестанет ерунду молоть про инопланетян и вспомнит, откуда он в городе взялся и где его семья.

Женщина кивала, вздыхала готовно и с пониманием, но тут из дверей появился радостный Слепченко, и она, наскоро простившись с санитаркой, двинулась ему навстречу.

— Я тебе апельсинов принесла, — смущенно сказала она, подавая ему авоську с оранжевыми заморскими фруктами, — витамины тебе надо есть.

— Да на кой мне витамины, я и так парень хоть куда, — Слепченко выпятил неширокую грудь и попрыгал на месте, изобразив физкультурника, — вон дочке отдай, а то больно худенькая. Эй, Ленка-Алёнка, — позвал он, — хочешь апельсин, белобрысая?

Веснушчатая девочка лет восьми, сидящая с книжкой на скамейке под липой, передернула плечиком и отвернулась. Имя Лена ей не нравилось, казалось каким-то бледным и незвучным, не нравилось и имя из детских сказок Алёнка, которым звал ее неизвестно откуда взявшийся мамкин ухажер. Хотя это непонятно, кто за кем ухаживает.

С полгода назад этот дядька появился в их дворе, оглядываясь удивленно, как спросонья. На нем была майка расцветкой как пиджаки стиляг и с иностранной надписью, синие потрепанные штаны, а в руках не то сумка, не то мешок из какой-то тонкой пластмассы. Тоже цветной. Дядька спрашивал доминошников о каких-то Слепченко. Никаких Слепченко никто не знал и не ведал, кто-то сбегал за участковым, поскольку мужик выглядел нездешне и оттого подозрительно.

Вызванный участковый Сергутин отвел похожего на шпиона человека в отделение, там задержанный нес околесицу, и пришлось служебной машиной отослать его в профильное учреждение. Так незнакомец оказался в шестой, «психической», больнице, и Ленкина мать стала его навещать.

Ленка точно знала, что, когда вырастет и будет получать паспорт, попросит, чтоб записали ее Алиной. Вот это имя. Красивое и звучное. И не надо мне ваших апельсинов, еще и белобрысая вам.

— А врач говорит, — увлеченно делился Слепченко новостями, — что у меня это ложная память. Он мужик, сразу видно, умный, верю я ему. А что, может, и ложная, я не спорю. Ему, может, лучше знать, какая ложная, а какая другая…

Не, неинтересные у взрослых разговоры, подумала Ленка. Зря от апельсина отказалась, теперь неудобно попросить. И для поднятия настроения она еще разок приложила к себе в уме свое будущее красивое имя. Алина. Так она станет зваться, когда вырастет.

А вот хотите, я предскажу вам будущее? Да какое угодно, хоть ближайшее, хоть отдаленное, мне это раз плюнуть.

Ну, значит, начнем с того, что поближе. Ваши финансовые трудности в течение короткого времени рассосутся, но вам надо быть повнимательнее в тратах. Проблемы со здоровьем не закончатся совсем, но скоро вы почувствуете себя лучше, максимум через пару недель. Поведение детей выровняется, вы станете лучше понимать друг друга. Нет-нет, скользких тем не надо избегать, короткие конфликты только укрепят ваши отношения. Погода скоро установится, и приятное тепло будет перемежаться легкими физкультурными морозцами, знаете, такими, от которых так легко дышится и хочется смеяться. Ваши близкие — сложные люди, и вам надо быть с ними более внимательными. Тетя? Да, и с тетей тоже. Как умерла? Давно? В Канаде? С ней нужно было быть внимательней. Раньше, до того как умерла.

Ну что-то мы о грустном все. Давайте теперь я вам отдаленное будущее опишу. Вы будете жить долго, лет до девяноста, как минимум. Ваша дочь выйдет замуж, а сын женится. Правда, сын, возможно, потом разведется, но все в его руках. Знаете, будущее — не застывшая форма, его можно менять. Да, можно. Вы вот можете же вместо пойти за хлебом свернуть за молоком, скажем? Вот так и будущее ваше. M-дa, на чем мы остановились? Да, сын женится, у вас будут внуки, а потом правнуки.

Что я об изменении будущего говорил? Ну говорил, да. Не понимаю, зачем вам его менять? Чем вам такое не нравится? Очень общее? Так это ж хорошо, что вы в самом деле? Ну да, в смысле ваш сын может начать принимать наркотики. Сколько ему? Пятнадцать? Ну если семнадцать, так точно уже пробовал, это я вам как врач… Да не расстраивайтесь, может, он перестанет, некоторые перестают.

Дочь ваша может отправиться на заработки в Грецию, а там вместо замужества с богатым греком из Грузии можно в бордель попасть. Ну заработки повыше, чем апельсины с маслинами собирать. Ну понятно, институт бросит, да, между нами, чего там хорошего, в институте? И там люди спиваются, по рукам идут. Да я вас не пугаю, всякое бывает же. Вы ж сами спрашивали, как будущее изменить. Да вот так и меняют, хорошее на лучшее сложно изменить, на худшее проще. Особенно с маху да по неопытности. Так я ж спрашивал, чем вы прежним будущим были недовольны? А-а, вот так.

Желаете гороскоп? Недорого. Там тоже можно поправить. Если хотите. Да, поправить бесплатно. Сами и поправите, если что не так.

Альдонса-Мария Сонгве Ло Мугаби родилась у Торреса Ло Мугаби и его жены Чезарии в неурожайный год. Чезария со старшими детьми копалась на маленьком поле, а Торрес и старший брат Альдонсы ходили на маленькой лодке ловить рыбу в море вместе с другими мужчинами деревни. Семья считалась небогатой даже в этой забытой богом деревне на берегу залива. Девочка была третьей дочерью и восьмым ребенком в этой семье. Это я говорю для того, чтоб вы заранее поняли, что у третьей и так не было особенно светлых перспектив в смысле хорошего замужества в будущем, а уж когда у родителей на руках такая толпа детишек, то и вовсе становится грустно.

До определенного возраста Альдонса-Мария не очень задумывалась о предстоящем в жизни и вместе с другими ребятишками купалась в море, играла в общие игры на пыльных деревенских улицах, собирала в зарослях съедобные корешки, а из выброшенных морем водорослей выковыривала моллюсков, которых мама потом готовила с маисовой кашей. Или с саговой, как повезет. Да неважно, есть хотелось все время, и, что бы Чезария ни подала на стол, все сметалась моментально.

Не так было в праздники. В праздники готовилось много еды, всякой и самой лучшей, много рыбы, крабов, даже говядина бывала, когда кто-нибудь из деревенских забивал худую пегую или грязно-белую коровенку. К празднику покупали в городе на базаре пиво, выставляли огромный чан перебродившего молока с травами.

Все одевались в новое и лучшее, зажигали костры на площади, между домами, староста Симон Дамабве давал знак музыкантам, и начинался пир с танцами до поздней ночи. Из своей хижины на склоне холма увешанный амулетами и с расписными калебасами на посохе спускался колдун Кангеба Моро Исана.