Люди по-прежнему ходили в Медузу. Намного реже, чем когда-то, но все же ходили. Кроме научных экспедиций и спецназовцев, Виктор иногда видел и вольных проходцев, которые то парами, то тройками пробирались по улицам в поисках артефактов. Куликов научился распознавать их еще до того, как они замечали его, предпочитал обходить незнакомцев стороной.

Из старой бригады Михалыча он никого так и не видел. Либо все они попали под пресс Комитета, либо затаились на время. Куликов надеялся на второе и иногда страстно желал увидеть знакомые физиономии под капюшонами маскхалатов. Все-таки одиночество не стало для Куликова панацеей, он часто тосковал по старым временам. И по людям, которые делали это время одним из лучших в его жизни.

Школа черным кубом надвигалась на инсайдера, который осторожно двигался вперед. Несмотря на готическую мрачность своего жилища, только тут Куликов мог позволить себе чуть-чуть, самую малость, расслабиться. Он живо представил себе, как сейчас вскипятит кофе на примусе, разогреет армейский НЗ, купленный Седым у одного из институтских. Или это уже сделал его товарищ, который, должно быть, уже на месте. Черт, до чего же все-таки приятно, когда тебя ждут дома! Уходить стоит хотя бы ради того, чтобы возвращаться.

Свет в окне второго этажа был приглушенно красным от военного нагрудного фонаря. Такой раньше был у Торпеды. Неужели и Седой прибарахлился?

Куликов вошел в темный дверной проем, остановился и на несколько секунд закрыл глаза, привыкая к плотной тьме здания. Когда он поднял веки, ночь словно прояснилась, отступила на несколько метров от человека. Стали заметны тонкие нити растяжек, полутораметровая полоска песка на полу. Виктор присел, чтобы получше разглядеть следы на импровизированной КСП, но ничего не увидел. Куликов даже подался вперед, нависнув над собственноручно выровненной больше двенадцати часов назад полосой мелкого песка, но привычного тракторного рисунка подошв Седого не было. Словно он перелетел через эту сигналку.

Ситуация переставала нравиться Куликову. Седой не стал бы шутить с таким вещами, он обычно даже делает шаг реже, чтобы следы были четче.

Куликов оставил перед дверью ветку, снял рюкзак, прислонив его к стене. Пистолет привычно скользнул в обтянутые кожей перчаток ладони, сухо щелкнул курок.

И тут Виктор увидел, что гость все же оставил следы. Не совсем следы, так, отметины: три продолговатые лунки, они еле-еле углублялись в песок возле самой стенки.

«Это что еще за номера? – с неудовольствием подумал Виктор, подныривая под растяжки и пересекая песчаную полосу. – Если это Седой, по рогам ему настучу, чтобы впредь неповадно было. И все же лучше, чтобы это был Седой».

Коридор до лестницы наверх и саму лестницу Виктор преодолел быстро, стараясь двигаться максимально тихо. Но то и дело похрустывали маленькие камушки под ногами, шуршала одежда. Куликов про себя чертыхался, несколько раз замирал на месте. А до его ушей доносилось тихое, спокойное пение.

На втором этаже пение стало более явственным, пел мужчина. Хотя пел – это громко сказано, скорее мурлыкал себе под нос, словно домохозяйка у плиты. Какой-то знакомый мотив, который Виктор никак не мог вспомнить.

Кот по стенке прокрался к дверному проему класса химии, откуда стелился по полу призрачный красноватый свет, затаив дыхание, выглянул из-за угла.

Спиной к нему, совсем забыв об осторожности, сидел невысокий человек в черном бесформенном балахоне. Он хлопал себя по колену в такт песне, второй рукой что-то чертил веточкой на полу. Перед ним, лампочкой вверх, лежал Г-образный наплечный фонарь с красной линзой, чей свет придавал комнате жутковатый кровавый оттенок.

– Не дергаться. Руки поднять, – глухо произнес Виктор, делая шаг из темного коридора в свою жилую комнату.

Гость спокойно, даже как-то с ленцой, поднял руки над головой, насмешливый голос произнес:

– Да, Кот, гостей ты не любишь.

Куликов нахмурил лоб, мучительно вспоминая голос, который не был совсем незнакомым. Просто Куликов очень редко его слышал.

– Повернись. Руки не опускай, – наконец скомандовал он.

Человек медленно встал и повернулся лицом к Виктору. Узкие глаза гостя хитро щурились.

– Черт, Ниндзя, ты? – выдохнул Виктор, оторопело опуская руку с пистолетом. – Вот уж не ожидал!

Ниндзя провел ладонью по торчащим ежиком черным волосам, довольно оскалился:

– Да вроде я.

Куликов убрал пистолет, осмотрел старого знакомого с ног до головы. Ниндзя нисколько не изменился за то время, которое они не виделись, тот же спокойный, чуть отстраненный взгляд черных глаз, идеально чистая одежда и движения хищника.

Первое ошеломление от встречи уже прошло, Виктор удовлетворенно кивнул, указал рукой на стулья, стоящие рядком у стены. Ясно было, что Ниндзя пришел не просто так, тем более что и раньше-то они общались не сказать что очень близко. Да, говоря по чести, практически и не общались, обозначая лишь присутствие друг друга в общем коллективе.

Инсайдеры взяли не по росту маленькие ученические стулья, сели друг напротив друга, возле фонаря. Тут Куликов извинился, сходил за оставленными у входа вещами, потом налил в закопченный алюминиевый чайничек воды из пятилитровой пластиковой бутылки, поставил его на разожженный примус. Пока он все это делал, Ниндзя осматривал помещение, долго стоял у пожелтевшей таблицы химических элементов, висевшей на стене.

Виктор отошел от учительского стола, на котором и находились его скромные кухонные принадлежности, сел на один из поставленных в центре стульев, закинул ногу на ногу. Ниндзя, не отрываясь от созерцания таблицы Менделеева, спросил:

– Ничего не хочешь у меня спросить?

– Где Седой?

– Я попросил его сегодня предоставить мне отнести тебе припасы, – инсайдер кивнул на пузатую спортивную сумку, стоящую у окна. – Он согласился, сказал, как тебя найти.

– Так ты искал меня? – удивился Куликов. – Зачем?

Ниндзя помахал в воздухе растопыренной пятерней:

– Не гони лошадей, Кот, всему свое время. Или ты спешишь?

– Да нет, не спешу, – Куликов почесал давно не бритую щеку. – Только предупредить надо было как-то, я же тебя пристрелить мог.

– Да ну? – азиат обернулся. – Какое тебе предупреждение надо было? Я тут и так чуть ли не ансамбль песни и пляски изображал, лишь бы ты с дури не разнес мне голову. Седой говорил, что ты нынче стреляешь без предупреждения. Так как мне нужно было себя еще обозначить, пока ты там крался в темноте?

– А ты что, слышал меня?

– Стук твоей палки разве что глухой не услышит. Да и по школе ты топотал не хуже слона, особенно на лестничной клетке.

Куликов немного смутился, покачал головой:

– Не знал, что так слышно. А стук некоторых тварей отгоняет. Те же, кто нападают на все подряд, и в тишине меня найдут.