– Пожалуйста, – сказал он.

– Пожалуйста – что?

– Пожалуйста, перестань. Ты навредишь ребенку. Грудь Зои тяжело вздымалась, пот лил с лица.

– Не стоит драматизировать. Я же не бью себя по животу. Мне просто нужно оставаться в базовой форме. Как только ребенок родится, я начну наращивать темп для подготовки к Афинам.

– Но слушай, когда ребенок родится, он будет, черт возьми, человеком, а ты – его матерью.

Зоя кивнула. Она будто ждала разъяснений – словно бы они еще требовались.

– Ну? – проговорил Том. – Хочешь сказать, что о ребенке позаботится его отец? У меня сложилось впечатление, что он вроде как ни при чем.

Зоя запрокинула голову и расхохоталась.

– Да? Такое у тебя впечатление? Том поднял руку.

– Послушай, кто отец – не мое дело, но ты могла бы попросить его о помощи. Маленькие дети – тяжелый труд. Непрестанный. Их надо кормить, переодевать, носить на руках днем и ночью.

– Значит, я буду делать это. Выясним, сколько часов в день это отнимает, и я подстрою под это свои тренировки.

– Но это не те дела, которые можно вписать в график.

– А что это такое?

– Это жизнь. По идее, она должна тебя хоть чуточку беспокоить.

Зоя отвела взгляд.

– Меня это чуточку беспокоит.

– Тогда слезай с велосипеда, Зоя. Тебе всего двадцать три. Велик от тебя никуда не денется, если решишь вернуться в спорт. Но сейчас тебе надо остановиться.

Зоя уставилась на него в упор.

– Это ребенок Джека, Том. Я слезу с велосипеда, когда то же самое сделает Джек.

Том так изумился, что выпустил руль, а она так разозлилась, что с бешеной силой нажала на педали и рванула с места с чудовищной скоростью, не думая ни о какой осторожности. Всякий раз, когда она проносилась мимо, Том умолял ее ехать медленнее, но она только набирала скорость. В конце концов он плюхнулся на пластиковое кресло и стал молча смотреть на нее.

После двадцати кругов Зоя сбавила скорость, остановилась, отвела велосипед к стойке, а потом еще долго занималась на велотренажере в центре велодрома – сбрасывала нагрузку. Том принес ей чистое полотенце и изотонический напиток комнатной температуры.

– Как ты? – спросил он.

Она посмотрела на него. Бледная, под глазами – черные круги.

– Прости, – сказала она.

– Не извиняйся. Я просто старый неудачник. Думаю, у тебя все получится лучше, чем у меня.

Он набросил полотенце Зое на спину, сжал ее плечи и кончиком полотенца вытер пот с ее лица. Зоя перестала вертеть педали. Она закрыла глаза и прижалась головой к груди Тома. Он не знал, куда девать руки. Стоял, беспомощно их опустив. Оба замерли на минуту, а замедляющее ход колесо тренажера скорбно стонало все тише и тише в гулком пространстве велодрома.

– Я так устала, Том, – прошептала Зоя.

– Тебе станет лучше, – сказал Том.

– Правда? – пробормотала она. – Тебе стало? Он немного подумал и ответил:

– Да.

Потому что он был ее тренером.

– Обманщик, – улыбнулась Зоя.

Она сошла с тренажера, сделала два шага в сторону раздевалки и рухнула на пол. Том подбежал к ней, взял за руки. Когда он понял, что происходит, у него буквально подкосились ноги. На счастье, хватило ума помочь Зое переодеться из велосипедного трико в цивильное платье. Он знал: что бы ни произошло дальше, Зое будет легче без излишнего внимания к ее персоне. В неотложке Том сел рядом и снова взял Зою за руки. Зоя смотрела на него, не отрываясь. Санитар стал выспрашивать у Тома сведения о пациентке, записывая их в журнал. Том назвал девичью фамилию своей матери.

Сорок минут спустя, когда вкатили носилки в родильную палату, он все еще держал Зою за руки. Ее раздели и облачили в больничную робу – Том уже стоял к ней спиной. Стали делать уколы, чтобы остановить схватки, но лекарства не помогли. Через час акушерка сказала, что роды задержать невозможно.

– Вы ее партнер? – спросила акушерка. Том покачал головой.

– Я ее друг. Я подожду в коридоре, ладно? Зоя крепко сжала его руки.

– Не бросай меня. Пожалуйста.

– Я буду за дверью.

Она устремила на него умоляющий взгляд.

– Пожалуйста…

Том закрыл глаза и тут же открыл.

– Хорошо.

Акушерка строго посмотрела на Зою.

– Давайте уточним: вы хотите, чтобы этот джентльмен присутствовал при родах?

Началась схватка. Зоино лицо исказила гримаса боли. Когда схватка прошла, она взглянула на акушерку.

– У меня больше никого нет.

– Это означает «да»?

– Да.

Зое ввели обезболивающее, дали эфир и кислород, чтобы уменьшить страдания. Том держал ее за руку, шептал ободряющие слова. Тридцать пять лет назад его в родильную палату не допустили, но Зое он говорил то же самое, что говорил своей жене за несколько секунд до того, как ее от него увезли. Он произносил то, что от него слышали десятки лет все его спортсмены:

– Дыши.

Шок, опиаты и эфир подействовали на Зою: сделали заторможенной. Она держала Тома за руку и стонала.

– Все хорошо, – повторял он. – Все хорошо. – Он знал, что именно так надо говорить, когда на самом деле все обстоит совсем иначе.

Зоя повернула голову, чтобы взглянуть на него. Ее глаза были переполнены страхом.

– Том, – проговорила она, – когда меня отсюда выпустят, давай сразу вернемся на велодром и закончим тренировку, ладно?

– Ты просто дыши, хорошо? Для всего остального у нас уйма времени.

Она покачала головой и скривилась от боли.

– Я должна вернуться.

Ее лицо покрылось испариной, ногти впились в ладонь Тома, и на ней выступила кровь. Акушерка велела тужиться.

Том старался не спускать глаз с лица Зои, а она крепко зажмурилась. Потом врачи что-то унесли, но ни он, ни Зоя ничего не заметили, и никто ничего им не объяснил.

Через пятнадцать минут у Зои отошла плацента, а они с Томом решили, что это и есть ребенок.

– Он рождается… – простонала Зоя. – О Господи, он рождается.

Том чувствовал растущее напряжение в ее теле, а когда оно спало, услышал, как из Зои вылезает что-то тяжелое и влажное. Он скосил глаза, ожидая увидеть ребенка, но в руках у акушерки была лишь кровавая масса, что-то похожее на отбивную. Массу окутывала прозрачная пленка, из которой торчала пуповина. Том отвел глаза, но заставил себя посмотреть вновь. Он скользнул взглядом вдоль пуповины – до того места, где должен был находиться пупок, и попытался понять, что это перед ним. Он долго смотрел на плаценту, считая ее животом младенца, но никак не мог найти взглядом ни крошечных ручек и ножек, ни сердитого маленького лица. Их не было, и Тома охватила паника. Случилось нечто страшное, нечто ужасно неправильное. Внимание акушерки переключилось на другую часть родильной палаты, где врачи и медсестры сгрудились вокруг чего-то на столе, закрывая это «что-то» собой.