Зоя в полном изнеможении лежала на спине. В палате стоял металлический запах крови.

– С ним все хорошо? – спросила она шепотом.

Том сжал ее руку, изо всех сил стараясь, чтобы его не вырвало.

– Да-да, – сказал он. – Все прекрасно.

Подошла санитарка, протянула руку, затянутую в латексную перчатку, и взяла то, что только что вышло из Зои. Она

уложила мягкую кровавую массу в лоток из нержавеющей стали, накрыла куском зеленой клеенки и без всяких церемоний сунула лоток на среднюю полку металлического столика на колесах, стоявшего рядом с кроватью. «Конечно, – подумал Том, – эти люди все время видят подобное. Ясное дело, им не до сантиментов. – А потом подумал: – Так вот в чем дело. Он, значит, мертвый».

Он никак не мог избавиться от ощущения чудовищной патологии. «Хорошо, – подумал он, – что Зое не дадут на это смотреть».

– Послушай, милая, – прошептал он ей на ухо. – Я должен быть с тобой откровенен. Ребенок очень красивый, но мертвый.

Зоя взглянула на него, и Том увидел в ее глазах облечение.

А через несколько минут врачи подкатили к кровати то, над чем они все это время трудились. Это был прозрачный акриловый бокс, обставленный различными приборами. В отверстия бокса были введены провода, а внутри лежал крошечный недоношенный ребенок. Он был намного меньше той жуткой массы, которую санитарка положила в лоток и увезла. Новорожденного почти не было видно за множеством дыхательных трубок, зондов, приспособлений для головы и пластиковых пеленок. «Интересно, – подумал Том, – зачем они показывают Зое ребенка, рожденного другой женщиной? Может быть, это такой психологический ход? Может быть, ученые доказали, что, когда женщина производит на свет нечто чудовищное, ей нужно немедленно посмотреть на нормальное дитя?»

– Что это? – спросил Том.

Не глядя на него, акушерка улыбнулась Зое.

– Это ваша дочка, мамочка.

Зоя отмахнулась так вежливо, как только могла. Подошли врачи: санитарка протирала ей бедра детскими салфетками.

Очень четко и спокойно Зоя как раз объяснила врачам, что все нормально, что они очень добры, но ей вовсе не нужен ребенок другой женщины. И еще сказала, что для нее мертвый ребенок – это вовсе не конец света.

– До Афин осталось всего девять месяцев, – добавила Зоя, обращаясь к Тому. – Мне нужно вернуться к тренировкам.

Врачи, явно ошарашенные, пошептались, а потом торопливо увезли ребенка в отделение интенсивной терапии.

Даже тогда, когда Том наконец осознал, что случилось, когда он все объяснил Зое, она тем не менее не ощутила никакой связи между собой и существом в инкубационном боксе. Врачи сообщили ей, что девочка дышит почти самостоятельно. Двадцать шесть недель – и дышит почти сама! Врачи были очень рады. Лучшей новости не бывает! Они перевезли кровать Зои к боксу и показали ей, как вымыть руки и просунуть в герметичные отверстия в боксе. Должна же она прикоснуться к ребенку? Но она уснула, сраженная слабостью.

Том вызвал Джека и Кейт в больницу. Они сразу приехали и встали около кровати, держась за руки; они посмотрели на ребенка в боксе. Кейт вздохнула, а Джек ее крепко обнял.

– Какая она красивая, – сказала Кейт.

– Да, – согласился с ней Джек.

– Похожа на тебя – твое лицо, только очень маленькое. Джек молча смотрел на свою дочь, по его щекам текли

слезы.

Кейт перевела взгляд на Тома.

– Она тебе сказала, что ребенок от Джека? Том кивнул.

– И что ты обо всем этом думаешь? Том пожал плечами.

– Ничего не думаю. Я здесь, чтобы ей помочь.

Все трое посмотрели на спящую на боку Зою. Колени притянуты к груди, черные волосы, пропитанные потом, прилипли ко лбу. Простыня была в крови, но все старались этого не замечать.

Кейт провела пальцами по щеке Зои.

– Смотри, что получилось, Джек, – тихо произнесла она.

– Мне очень жаль, – пробормотал он.

– Она так слаба… Зоя? – Зоя не шевелилась. – Она поправится? – испуганно спросила Кейт.

– Ну да, конечно, – заверил ее Том. – Врачи говорят, какое-то время нужен постельный режим, но ты же знаешь Зою. Она тут все стены переломает, если через пару дней ее не отпустят домой.

Он постарался сказать это весело, но Кейт не улыбнулась.

– Надо было хотя бы поговорить с ней. А мы несколько месяцев не разговаривали. Как я могла оставить ее одну… со всем этим.

Том коснулся руки Кейт.

– Не кори себя. Никто из нас не знал, как с этим быть. Кейт не отрывала от Зои глаз.

– Я попрошу у нее прощения – она ведь моя подруга. Господи, сколько крови… И подумайте, у нее нет никого…

Том кивнул.

– А девочка… Взгляните!.. И не говорите мне, что она не красавица. Так что не стоит сокрушаться о том, что случилось.

Все трое стали молча наблюдать за новорожденной. Из динамика монитора, присоединенного к боксу, доносился тихий стук ее сердца.

Кейт повернулась к Джеку.

– Что ты собираешься делать?

– Не знаю.

– Хочешь остаться тут, с Зоей и… вашей дочерью? Хочешь, чтобы я ушла?

Джек покачал головой.

Кейт обвила руками шею мужа, прижалась щекой к его щеке.

– А я хочу, – прошептала она. – Я думала, что справлюсь со всем этим, но нет, мне лучше уйти. Я не имею к этому отношения.

Она посмотрела на Джека в полном отчаянии, встала и поспешно вышла из палаты. В дверях остановилась, оглянулась, и Джек, сидевший на корточках возле кровати Зои, привстал, но Кейт уже закрыла за собой дверь.

Джек встал, выпрямился, посмотрел Тому в глаза.

– Да, дела… – покачал головой Том.

Они обнялись. Джек вернулся взглядом к боксу. Он прикоснулся ладонями к крышке и сверху вниз посмотрел на свою дочь.

– Кофе? – спросил Том.

– Спасибо.

Том вышел, отыскал автомат, купил шоколадку и съел ее очень медленно, чтобы дать Джеку время собраться с мыслями. В другом автомате он купил два пластиковых стаканчика с кофе и вернулся в отделение интенсивной терапии. Зоя все еще спала, а Джек просунул руки в бокс и осторожно провел мизинцем по щеке ребенка.

– Как ты думаешь, с ней все будет в порядке? – спросил он. Том поставил кофе, купленный для Джека, на тумбочку

у кровати Зои.

– Не знаю. Доктора говорят, что ей двадцать шесть недель. А я понятия не имею, так ли уж это мало.

Джек не отрывал глаз от бокса.

– Ты считаешь меня подонком?

– Ты с кем говоришь – со мной или с ребенком?