– Да, конечно, – спохватилась она, машинально растирая вмиг похолодевшие пальцы рук.

– Не нужно так волноваться, – вторая женщина, вошедшая за Бобровой, успокаивающе дотронулась до ее руки. Вера Михайловна отстранилась. – Мое имя – Ирина Александровна Чигирева. Мы с вами уже встречались при оформлении документов на опеку, помните?

– Я помню.

– Вера Михайловна, где дети? – вдруг довольно жестко спросила Чигирева, решительно продвигаясь в сторону спальни мальчиков.

– Мои дети обедают, Ирина Александровна, – уже спокойно ответила она.

– Ваши? Ну, это поправимо! – резко изменила маршрут Чигирева, сворачивая в коридор, который вел на кухню.

– Может быть, вы объясните, на каком основании вы ворвались в мою квартиру? – повысила голос Вера Михайловна, почувствовав вдруг злость на наглую бабу.

– Основания? Поверьте, их достаточно! – отрезала Чигирева, распахивая кухонную дверь. – Здравствуйте, дети!

Раздался звон разбившейся тарелки, Вера Михайловна поймала испуганный взгляд Ромки, и у нее потемнело в глазах. Нет, никто не смел пугать ее детей! И так бесцеремонно вламываться в ее квартиру!

– Выйдите вон, госпожа Чигирева, из помещения, где едят дети! Снимите обувь, вымойте руки, и тогда, возможно, я вас туда впущу! И будьте добры показать документы, хоть как-то оправдывающие ваше поведение! – четко выговаривая каждое слово, произнесла она.

– Я бы не советовала вам…

– Документы, пожалуйста, – чуть громче повторила Вера Михайловна.

– Да будут вам документы! Что вы так разволновались! – заметно сбавила обороты Чигирева, выходя в коридор. – Вера Михайловна, мы пока просто зашли к вам посмотреть, в каких условиях живут дети, взятые вами на воспитание из детского государственного учреждения. Согласитесь, мы должны это знать! И не обязаны предупреждать вас заранее о нашем визите!

– Да, Вера Михайловна, не нужно волноваться заранее, – быстро проговорила Боброва, быстро отводя взгляд.

– Хорошо. Проходите и осматривайте все, что вам нужно, – сделала неопределенный жест рукой Вера Михайловна.

Заглядывая во все комнаты подряд, Чигирева быстро обошла квартиру и вернулась в прихожую, где у двери замерли два парня в форме. За ней семенила Боброва. Все это вдруг показалось Вере Михайловне плохим спектаклем, разыгранным с одной целью – напугать. Она понимала, что это – начало травли, о которой когда-то давно, еще только при первых шагах к успеху, предупреждал ее муж. Она тогда просто посмеялась, не веря ни одному его слову, но наивно веруя в торжество искусства и таланта над серостью мышления чиновничьего ума. «Вера, как только запахнет деньгами, они слетятся, как вороны! И каждый будет рвать у тебя из рук свой кусок! А дети станут разменной монетой! Пока они просто детдомовские оборвыши, но их способности и твой талант педагога сделают их курами, несущими золотые яйца! И славу, известность!» – говорил он ей, когда они выходили из районной администрации с подписанными бумагами на опеку над Ромой, Кириллом, Тимуром и Фаиной.

– Вера Михайловна, а где ваш муж? – этот вопрос Бобровой заставил ее отвлечься от воспоминаний.

– Он больше не живет с нами, – честно ответила она.

– Что так? – с насмешкой посмотрела на нее Боброва.

– Мы расстались, но он продолжает участвовать в жизни нашего ансамбля, ездит с нами на фестивали, помогает в работе.

– И официально вы не разведены?

– Нет. Но это – дело времени, – опять честно ответила она.

– И дети останутся без опекуна, – удовлетворенно констатировала Боброва.

Вера Михайловна промолчала.

– Мы встретимся с вами в суде, Вера Михайловна. Я не думаю, что дальнейшее пребывание несовершеннолетних Тимура и Фаины Сафиных, Романа Величко, Кирилла Рощина в вашем доме будет одобрено судом в связи со сложившимися у вас семейными обстоятельствами. Более того, я буду настаивать на применении к вам мер взыскания по факту эксплуатации детского труда и присвоения средств, вырученных от концертов с их участием. А также по факту нецелевого использования средств, выделенных вам государством на поездки за рубеж на фестивали и конкурсы.

– Государством? Мы ездим на частные пожертвования. А зачем вам все это нужно? – ошеломленно спросила Вера Михайловна.

– Поверьте, уважаемая, мы действуем только лишь в интересах детей! – торжествующе закончила Боброва, выходя из квартиры. – И в нашем государстве незаменимых нет! Вы слишком преувеличиваете свои заслуги как педагога, Вера Михайловна! Вы – не единственная, кто может собрать под своим крылом талантливых детей!

«Эксплуатация? Деньги? Присвоение средств? О чем она? – закрыв за визитерами входную дверь, Вера Михайловна без сил опустилась на пуфик. – Они хотят отобрать у меня детей?!»

– Мама Вера, мы никуда не уйдем! – Ромка подошел к ней и присел на корточки. – Ты только не плачь!

– Пусть только попробуют сунуться! – пробасил Кирилл, пристраиваясь рядом.

– Это не вам решать, сопляки! – раздался злой и насмешливый голос Тимура, державшегося поодаль. – Будем жить в нормальной семье!

– А я тоже не хочу уходить от мамы, – тихо проговорила Фая, выдергивая свою руку из жесткой ладони брата.

– Молчи, дура! Женщина должна молчать! – зло толкнул ее Тимур в сторону. – Да пошли вы все!

Вера Михайловна едва успела удержать Кирилла и Ромку, рванувших к Тимуру. Крепко обхватив их запястья, она смотрела на входную дверь. «Мне помочь может только Костя. Да. Он сейчас придет, и все проясниться. Он найдет выход. А у меня больше нет сил. Я устала. Я оказалась слабой, ни на что не способной. Даже на то, чтобы сохранить семью», – думала она, сглатывая подступивший к горлу горький комок.

И только тепло рук присмиревших рядом мальчишек давало ей надежду и даже некую уверенность, что все еще будет хорошо.

Отпустив приходящую няню, Ника еще раз заглянула в детскую – малыш спал. Можно было позволить себе небольшой отдых – чашка обжигающе горячего кофе, сигарета и пасьянс. Она вышла на небольшой балкончик, где уместился круглый столик и тонконогий стул. Квартирка была уютной, но Ника, особенно в последнее время, часто вспоминала дом в поместье Хмелевских, где чуть было не стала полновластной хозяйкой. «Ничего, все еще будет. Я подожду», – в который раз успокоила она себя, затягиваясь сигаретой и выкладывая нужную карту в расклад. Умение терпеливо ждать она считала не худшей своей привычкой.

…После детского дома она легко поступила в университет на бюджет – льготы сироты дали ей преимущество в конкурсе. От общежития отказалась сразу, решив жить в бабушкином доме в пригороде. Она помнит тот день, когда, повернув ключ в замке, открыла дверь и вновь попала в свое детство. Паутина, словно серая кружевная накидка, покрывала всю мебель, отчего комната, казалось, была в тумане – сказочном и таящем в себе неожиданные загадки. Для Ники оно так и было. Смахивая метелкой паучье кружево, она постепенно узнавала каждую вещь в доме. Дойдя до зеркала, сдернула белую ткань и остановилась. За витую металлическую раму были уголками заткнуты фотографии. Цветными были только ее снимки. Бабушкина, мамы и отца – черно-белыми. Ника вынула их и разложила на столе. Да, теперь она видела, насколько была не похожа ни на одного из них. Простоватые округлые лица с близко посаженными маленькими глазками у бабушки и мамы и вытянутое, худое лицо отца. В кого она такая красавица, Ника не знала.