— Маш, ты правда думаешь, что можно просто так подойти к ней и начать болтать о какой-нибудь ерунде? Она что, будет спокойно стоять и, узнав своего дорогого донора, делать вид, будто не догадывается о моих кровожадных намерениях?

— Да, вот здесь ты права. Надо как-нибудь незаметно подкрасться к ней сзади, нанести удар и сразу же улетать.

Мы стали внимательно следить за нашим объектом. Вчерашняя старуха действительно выглядела очень хорошо, и, если бы не уродливая бородавка, эту даму можно было бы смело отправлять на какой-нибудь крупный конкурс красоты. Герма то гордо прохаживалась по поляне, поглядывая на сложенный для костра стог, то подходила к озеру и любовалась своим отражением. Участия в общем веселье она не принимала и очень недовольно ворчала на тех, кто брызгал в нее водой. Поначалу к этой молодой симпатичной красотке подлетало много ведьм, они делали ей комплименты и пытались завязать разговор — выпытывали, наверно, секрет чудесного омоложения. Но Герма держалась так холодно и надменно, что вскоре ее оставили в покое. В очередной раз обойдя место шабаша, она так и не нашла себе компанию. Раздосадованная таким невниманием, Герма в гордом одиночестве удалилась на край поляны.

— Слушай, — зашептала мне Машка на ухо, — подкрадись к ней сейчас, пока она стоит далеко от других, и действуй…

Да, на словах это и в правду было очень просто, но я все медлила.

А голова так горела и раскалывалась, что хотелось сунуть ее в ведро с холодной водой.

— Ой, у тебя появилась прядка седых волос. Наверное, действие ванны с зельем от Еремеи уже прошло… — заметила нетерпеливо подталкивающая меня подруга.

Да уж, давно прошло! Неужели Машка не видит, как у меня лицо перекосило от боли?

— Выглядишь ты как-то неважно. Кожа посерела, глаза потускнели, смотри, руки стали морщинистыми.

— А лицо? А на лице есть? — спросила я, радуясь только, что здесь нет зеркала и я не могу своими глазами увидеть, что творится с моей внешностью.

— Нет, пока только на руках. Но нужно торопиться!

— Маш, а тебе не кажется, что все тут же заподозрят, что я не настоящая, то есть не ведьма? Все тут косят под молодых, а я, наоборот, выгляжу в этом наряде как старуха.

Машка, критически оглядев меня, достала из кармана шорт связку ключей на брелоке с пилочкой для ногтей, открывалкой и небольшим складным ножичком.

— Надо отрезать седую прядь, а в остальном сойдет.

Я послушно наклонила голову, и Никитина отпилила у меня прядь волос.

Хорошо, хоть ножик острый-преострый — Даниил недавно «одалживал» брелок для своих диких игр. Где только умудрился наточить!

— Да, должна же от твоего брата быть хоть какая-то польза, — вздохнула я и продолжила излагать свои опасения: — Ты посмотри, как наряжена эта веселая компания! Все в каких-то цветастых полуразорванных тряпках с бахромой, увешаны бусами, кулонами и цепочками, как новогодние елки. За те мгновения, что я буду двигаться к зарослям, все поймут, что я не ведьма.

— М-да, ты права, — протянула Машка. — Слушай-ка, надень этот мой балахон. Он, конечно, не слишком модный, но, может, все-таки сойдет? Кстати, сетка поверх — оригинальный штрих, они должны это оценить! И вообще, если тебе кто-нибудь вдруг сделает замечание, говори, что это последний писк и что на всех других шабашах уже только так и носят, — велела Никитина. Наверно, за время полета она успела пройти заочный курс ведьмовской моды.

— Машка, пошли со мной, — вцепилась я в нее, еще раз окинув взглядом поляну. — Вон их здесь сколько! Не бросай меня в такой сложной ситуации!

Подруга подумала пару мгновений и, покачав головой, твердо сказала:

— Нет. Тебе придется пойти одной.

— Как одной? Ты мне лучшая подруга или кто?!

— Не ругайся, но я вдруг вспомнила, что у меня глаза голубые. Ты-то вот идеально подходишь на роль ведьмы: темноволосая и с зелеными глазами. А где ты видела ведьму — голубоглазую блондинку? Если я высунусь отсюда и на меня кто-нибудь бросит взгляд, то нас тут же раскусят!

— Маша! Маша, я не пойду к этой карге без тебя! Я боюсь! Ты всем скажешь, что это линзы!

— А бывают ведьмы в линзах?

— Откуда мне знать! — завопила я шепотом. — Нет — так будут! Сама говорила — последний писк моды! Манюня, вспомни, сколько контрольных я помогала тебе решить, сколько раз я тебе подсказывала на уроках! Если я останусь старой, то ни в какую школу ходить не буду, и тебе придется справляться самой!

— Нет, дорогая, это тебе придется! Ты действительно останешься старой, если не пойдешь сейчас к этой ведьме. — Мария, решительно стянув балахон, напялила его на меня, словно шаль, намотала сверху рыболовную сеть, сунула в руку брелок с ножичком и шепотом скомандовала:

— Чернышева, чего ты раскряхтелась как бабка. Давай, встала и поскакала на охоту!

Стараясь двигаться легко и непринужденно, но, прихрамывая на внезапно разболевшуюся в колене ногу, я вышла из кустов.

— Привет! — прямо над моей головой пролетело юное создание, сплошь покрытое пауками. Пауки были везде: вышиты на темном платье, изображены на серьгах, кулоне и ленте, стягивающей волосы. К тому же кожа незнакомки была изрисована многочисленными татуировками.

— Привет, — или что-то вроде того пролепетала я.

— Эй, у тебя оригинальный вид, — сказала ведьма, облетая меня и разглядывая со всех сторон. — Да и выглядишь ты неплохо! Совсем девчонка! Но на твоем месте я бы не стремилась особенно выделиться: не забывай, слишком выпендрежных выскочек у нас не любят! — Сказав это, ведьма лихо развернулась на своей метле и улетела прочь.

— «Слишком выпендрежных выскочек»?! Да ты на себя взгляни, мутант пауковый! — посмотрела ей вслед я.

Видимо, до двух часов ночи оставалось совсем чуть-чуть. Ведьмы потихоньку подтягивались к шалашу из сена и хвороста, в руках у некоторых уже поблескивали странные шары с огнем. Игра в салочки завершилась. Над Пустым озером висела лишь большая круглая луна, и желтоватый свет ее падал на спокойную темную воду. Легкий летний ветер теребил озерную гладь, маленькие тревожные волны словно перебрасывали друг другу светящиеся нити. Не знаю, может быть, кто-то и нашел бы эту картину романтичной, но для меня все было совсем иначе! Ночь, полнолуние, костер, полчище самых настоящих ведьм с метлами и кладбище неподалеку — вдруг стало так жутко, что я как парализованная застыла на месте.

— Чернышева! Что стоишь столбом? А ну, двинула осуществлять наш гениальный план! — раздался из кустов громкий Машкин шепот. Я тут же очнулась, испуганно покосившись на ведьму — не обернулась ли Герма, не увидела ли меня? Но та стояла все так же на отшибе, гордо повернувшись к празднику спиной, и, очевидно, размышляла о чем-то своем, ведьмовско-женском.

Я засела за кустами. Залезть в заросли, конечно, было бы безопаснее, но, во-первых, я боялась зацепиться сетью за ветки, во-вторых, это были очень колючие кусты. Поглядывая на свою злодейку, я тихонько, на четвереньках, продвигалась вперед, сжимая в руке Машкин ножичек. Внезапно к моим старческим болям присоединилась и одышка с головокружением. Трава, кустарник, темное ночное небо — все вдруг смешалось, в ушах поднялся странный противный гул. Мне стало так плохо, что я растянулась на земле и закрыла глаза. Гул все нарастал и нарастал, и вместе с ним усиливалась головная боль, так и не затихавшая ни на минуту. Желая хоть как-то ее унять, я прижалась виском к холодной земле. Не знаю, сколько я так пролежала — должно быть, немного, раз Мария не начала бить тревогу и ползти вслед за мной на разведку, но мне чудилось, что уже целую вечность меня крутит по какой-то быстрой бурлящей реке. Я прислушивалась к реву ее потоков, силясь узнать, на какой неведомый берег швырнут меня воды, и вдруг услышала в этом неразборчивом шуме слова. Их будто кто-то пел, и казалось, эта странная песня постепенно замедляет течение, приглушает гул. Незаметно я принялась повторять слова: