– Господа, не хотите миндаля?

– Я хочу нарушить приказ, – бурчит «чечет», но угощение берет. – Ох как хочу!

– Не советую, – отправить пару орешков в рот, обвести взглядом поле, на котором утром не удалось никого убить. – Фельдмаршал зол, Хеллештерн зол, Вирстен зол четырежды. Для вашего же блага надо бы вас разогнать, но такая скучища… О, еще один и опять гвардеец. Застоялись, лошаки эдакие!

– Тут и корова застоится!

– Застоявшаяся корова… Вы меня пугаете.

– Господа офицеры Южной армии, – провозглашает новый китовник, – вы готовы вступиться за честь вашего фельдмаршала? Если не готовы, нужен ли вам такой командующий?

– Вряд ли, Хельмут, – громко откликается победитель Штурриша.

– Вот и я так думаю, – названный Хельмутом неспешно и уверенно выходит вперед.

Капитанская перевязь, длинное, малоподвижное лицо, меланхоличный взгляд… Такой знакомый. Хельмут фок Хауфе! Ну, здравствуй, дорогой шестиюродный братец, как же ты кстати, и какая же ты гнусь!

– Господа, – улыбается одними губами ниспосланный Леворуким родственник, – вы все еще ждете разрешения начальства? Право, не стоит. Драться и кушать лучше самостоятельно.

– Старый Бруно смотрит на всех, кому меньше сорока, как на детей, – хмыкнул затесавшийся в гвардейскую свору горный полковник, – и его можно понять. Его, не вас!

– При чем тут замшелый пень? – хохотнул еще один китовник. – Парни просто не хотят проигрывать. Каданцам не впервой, но эти-то – вариты…

– Что-то незаметно, – хмыкнул противник Штурриша, вызывая в памяти трактирный поход против Олафа. Повод другой, приемчик тот же – «ложный выпад от Марге». Языком, причем ядовитым.

– Не впервой проигрывать, говорите? – «Забияка» был потрепан, но не побежден. – От того, что фрошеры расколотили вас в Кадане, вы каданцами не стали. К Трем Курганам бы вас, орлы, вот бы мы посмеялись…

Бросятся? Если исполняют приказ, не должны, но огрызнуться «орлам» придется, а Хеллештерну пора бы и появиться. Или ну его? Орешки – пока не опередили – соседям, и здравствуй, дорогой родственник! Бабушка считала, семья у нее в кармане… Так и было, пока подкладку не прогрызли мыши. Любопытно, меланхоличный Хельмут высыпался один или со всей фамилией?

– Что здесь происходит? – «подоспевший», наконец, Хеллештерн смотрел исключительно на Штурриша. – Этим базаром мы обязаны вам?

– Не браните малыша! – крикнули со стороны китовников. – Дерется он скверно, но хотя бы не молчит.

– И все же, – напомнил о себе Хауфе, – я бы предпочел дрикса и, желательно, способного обойтись без лошадки.

– Конный поединок, Хельмут, – протянул, выходя вперед, Руппи, – имеет свои достоинства, но с лошадьми у вас, помнится, не складывалось. Рыжий полумориск… Вроде бы его звали Красный Змей?

– Капитан Фельсенбург! – генеральский окрик был совсем как настоящий. – А также все прочие! Приказ фельдмаршала – никаких разговоров с мятежниками.

– Господин генерал, – кулечек с миндалем падает в чью-то подставленную ладонь. – Я говорю не с мятежником, а с изумительно дальним родичем, но я готов умолкнуть. «Пусть говорят клинки», не так ли, Хельмут?

– Именно, – спокойно подтвердил тот. У кого ж поганец брал уроки? Если у Ринге, пустим в ход фрошерские фортели, но не сразу.

– «Пусть говорят клинки», – с расстановкой повторяет фок Хеллештерн. – Старая формула, даже древняя… Господам, если они так уж верны заветам Торстена, следовало не задирать каданцев, а послать форменный вызов. Желательно в стихах.

– Кому посылать? – заорал с той стороны проглотивший наживку горник.

Все сильнее хочется драться, но спешить нельзя и тем более нельзя проигрывать.

– Некого было вызывать, – подхватывает недавний победитель. – Сами же тут мелочь поставили!

– Вызов надлежит делать во время переговоров, – отрезал генерал, – впрочем, фок Гетц мог об этом просто не знать. Вряд ли горный фазан – ценитель древних традиций, а вот вашему родственнику, Фельсенбург, следовало бы помнить. Первый день – один бой, второй – два и так до конца стояния, но начинает только вчерашний победитель…

– Не повторяйте азбучных истин, сударь! – А Хельмут ничуть не умней фрошерского Ракана! Чтобы не выказать себя незнайкой, подхватим любую чушь, но это еще не бесноватость.

– Отчего бы не повторить? – поднимает бровь кавалерист. – Поклонники Торстена, позабывшие его заветы, это забавно.

– Позабывшие, – находится родственник, – несомненно. Я закончу сегодня и начну завтра. Если, разумеется, вы не произвели вашего каданца в вариты. Тогда завтра начнет мой товарищ, а я продолжу.

– Я умру каданцем, – обещает Штурриш. – Со смеху. Так что там у вас вышло с конем, и не потому ли на вас нет браслета? И то, зачем мерину браслет?

– Отойдите, капитан! – Вот теперь самое время! – Хельмут, если вы брали уроки у Ринге, нам будет непросто, но тем интереснее!

Родственничек медленно, с чувством превосходства кивает. Лицо, взгляд, манера тянуть слова… Мерзавец похож на Хохвенде, просто Фельсенбург прежде об этом не думал. Не мог думать – Хауфе он в последний раз видел лет в шестнадцать, еще не зная ни Ледяного, ни Бермессера с дружками, ни… Бешеного. Два года у Ринге плюс Арно, плюс Старая Придда и танцы с Вальдесом, но этот козырь прибережем.

– Вижу, у нас одно оружие, – Хельмут ведет себя, как старший. Четыре года разницы когда-то казались барьером. Непреодолимым. – Шпага изысканней, но и с палашом можно продемонстрировать настоящее искусство фехтования. Было бы умение.

– Несомненно. – Именно так хмыкнул Вальдес, когда фельпец Джильди завел речь об абордажных саблях, но Руппи никому не подражал, оно само вырвалось.

– Ну, милый Руппи, – «подбадривает» родственничек. – Вперед! Не бойся, я сегодня милосерден.

– Вот как? – А это уже от Бруно. И от ума. Мы не обещаем, не грозим, не выхваляемся, зачем? Вот убить опять хочется, только сегодня рано. Значит, потом!

Клинки взмывают над головами в традиционном приветствии, шаг вперед… Львиный палаш со злобной радостью ловит солнце и швыряет в глаза китовнику, тот по-собачьи недовольно морщит нос. Смешно!

– Вы хотели варита? – кричит за спиной Штурриш. – Вы его получили! Кушайте, не подавитесь.

– Благодарю, каданец, – Хельмут вновь спокоен, не то что потерявший во всех смыслах голову мушкетер. Так бесноватый ты или просто подлец? Надо понять, но главное – победить.

Пробный выпад, полусонная улыбка, в челюсть бы за нее эфесом, но рановато и даже как-то неудобно, все же первый поединок, а Хельмут спокоен. Ни бурных атак, ни желания немедленно покрошить противника в морское рагу. Первые мгновения почти беззвучны, без привычного лязга и стука – клинки описывают непересекающиеся петли, лишь рассекая воздух. Присмотреться, понять, кто же напротив… Ну вот сейчас и поймем!