– Он танцевал со мной на Балу Дебютанток, – добавила Кларисса. – Со мной, а не с тобой, а эти его письма к тебе ничего не значат!

– То есть Эмма доложила тебе еще и о письмах.

– Говорю же, они ничего не значат. Вернее, ты для него ничего не значишь, поэтому убирайся с моего пути! Я заполучу его и выйду за него замуж. Я, а не ты, глупая, неотесанная, вшивая…

– Очень страшно, – перебила ей, прервав поток льющихся на меня ругательств. – Ты права, Кларисса, мне пора идти! Но я могу вернуться через полчаса и проверить, как у тебя идут дела.

– Ты даже не представляешь, – рявкнула она, – с кем имеешь дело! Я буду играть грязно, если этого потребуется!

Сказав это, Кларисса…

Мы много раз отрабатывали подобное на уроках магии – противник молниеносно вскидывает руку, и я должна быть готова отразить его удар. Все равно, что мне угрожает – нож ли это, или камень, или враг собирается ударить меня заклинанием.

Мои наставники, прошедшие не одну военную кампанию, готовили меня ко всему.

К тому же жизнь в Лоншире всегда была непростой, хотя в последние пару лет у нас стало значительно спокойнее. Если, конечно, к нам не забредали неместные и не пытались диктовать свои правила. Или же не приезжали с карательными целями королевские солдаты, разыскивая беглых преступников, нашедших убежище в нашей провинции.

Поэтому, когда Кларисса вознамерилась выплеснуть в мою сторону темно-бурое содержимое бокала – она явно целила мне в лицо, заодно для верности решив запустить в меня еще и бокалом, – я моментально выставила защитный блок.

Снова с удивлением отметила, как послушно и за долю секунды, затронутые моей энергией призыва, сложились в невидимую стену потоки Водной Магии.

Признаюсь, все произошло намного быстрее, чем раньше. И еще – что мне нравилась моя новая, непонятно откуда взявшаяся способность так ловко управляться с заклинаниями.

Без каких-либо усилий я выставила перед Клариссой непроницаемую стену, отлетев от которой, бокал с непонятно чем вылился на ее собственное платье. Раздался звон бьющегося стекла, и я любезно улыбнулась.

– Приятно было познакомиться, – заявила ей, тогда как Кларисса, взвизгнув, принялась оттирать белоснежными перчатками бурые жирные потеки со своего лифа и подола, чем делала только хуже. – Кстати, если захочешь когда-нибудь еще играть грязно, сперва не помешает поинтересоваться, не является ли твой противник магом. Причем как минимум шестой ступени.

– Ты мне за это заплатишь! – всхлипнула Кларисса, все еще пытаясь оттереть с платья вонючую жидкость. – Я этого так не оставлю!

– Можно уточнить, что именно ты так не оставишь? – поинтересовалась я. – То, что ты хотела выплеснуть грязь на меня, но случайно пролила на себя? Только не говори мне, Кларисса, что попытаешься свалить вину на меня. У меня найдется множество свидетелей тому, что я вышла на балкон без бокала. А вот ты…

– Они все… Все о тебе узнают!

Кивнула.

– Ты права, гостям дома Корнвеев будет интересно узнать все, до мельчайших подробностей, детали нашего разговора. К тому же у меня отличное воображение, поэтому я могу еще и добавить красок в свой рассказ. Думаю, герцогу Эрволду тоже будет интересно узнать, какими грязными способами ты собираешься его заполучить.

– Ты!.. – выдохнула Кларисса, но в ее глазах заблестели слезы. – Не надо… Только не говори герцогу, умоляю! Хорошо… Скажи мне, что ты хочешь за свое молчание?!

На это я задумчиво склонила голову. Ну что же, раз так, то мы с Клариссой вполне могли заключить сделку.

– Мне осталось прожить в столице еще три месяца и примерно двадцать пять дней, после чего я вернусь домой. Я хочу, чтобы во время Брачного Сезона ни меня, ни моих подруг никто не трогал. Ни ты, Кларисса, ни твои подельники. Но если вы не оставите нас в покое, я непременно стану искать убежище от столичной скуки, придумывая способы, как тебя донять. Если ты общаешься с Эммой, уверена, она сможет рассказать тебе, что донимать людей у меня получается ничуть не хуже, чем у нее.

На это Кларисса, всхлипнув, выбежала с балкона, а я осталась, посчитав, что мы заключили соглашение на вполне выгодных для меня условиях.

Прислонившись животом к балюстраде, принялась прислушиваться к набиравшему громкость ночному пению сверчков и треску кустов, из которых на дорожку перед балконом выбрался… мужчина.

Нет, на балкон Габриэль Синвалд забираться не стал – стоял внизу и смотрел на меня. Я тоже на него смотрела – сперва слушала его рассказ, затем принялась рассказывать о том, как живется не только его наставнику, но и мне в «Зеленом Долу».

Отвечала на его вопросы, украдкой разглядывая приятное мужское лицо, обрамленное выбивавшимися из-под смешной шапки черными кудрями, прямой уверенный нос и привыкшие кривиться в саркастической усмешке губы.

Габриель был по-своему привлекательным, даже притягательным. Знаменитый в Элирии художник – причем не только своими картинами, но и взрывным темпераментом, – он показался мне открытым и эмоциональным. И еще – во многом похожим на своего наставника.

Правда, бунтарская натура не довела Арнольда Йетсена до добра – по приказу короля тот был выслан из столицы, и ему навсегда запретили возвращаться в Энден. Йетсен по приглашению отца Агаты перебрался в Лоншир, где немного… успокоился.

Последние годы дядя Арнольд – так я его звала – жил и творил в небольшом коттедже на территории «Зеленого Дола». Платил за него столько, сколько мог, хотя ни Леонарт Ратфорт, ни я не собирались брать с него денег. Но тот все равно упрямо и каждый месяц клал на стол мятую горку купюр – время от времени ему удавалось переправлять и продавать свои картины на материке, потому что в Элирии его творчество оказалось под запретом.

К тому же с явным удовольствием дядя Арнольд являлся в «Зеленый Дол» на завтраки, обеды и ужины, потому что давно уже стал частью моей семьи. И с таким же удовольствием он занимался со мной.

Нет, таланта к живописи у меня не оказалось, но его стараниями я умела вполне сносно рисовать. К тому же была знакома с литературой и искусством этого мира – можно сказать, получила всестороннее образование.

– Но как же поживает магистр Йетсен? – в очередной раз спрашивал меня его ученик, и я отвечала ему с новыми и новыми подробностями.

Затем Габриэль – мы условились звать друг друга по имени, – вдоволь расспросив обо мне, принялся рассказывать о себе. Намекнул, что раньше у него водились определенные разногласия с законом – дуэли в Элирии были под строжайшим запретом, – но сейчас все более-менее утряслось.

И да, он пытается взяться за ум, хотя порой ему тяжело.

Но Габриэль понимал, что перед ним открывались огромные перспективы. Его «живописные потуги» – так он назвал свой несомненно яркий талант – все же оценили, и не так давно он получил заказ от самого архиепископа Энденского на роспись центрального храма. К тому же существовала возможность того, что его вот-вот пригласят на материк – поработать над фресками в гигантских великолепных храмах Эрерра и Тонилии.