Визит Фитцсиммонса и Маммерта оказался чуть ли не разочаровывающим. Они реквизировали ноутбук Чарли в нашем вестибюле. Я вернулся к своему столу, ни словом не обмолвившись о резервной копии на моем новом жестком диске.

Настоящая беда грянула в тот же вечер. Мы с Лайлой Приоло встретились в спортклубе «Рибок» на Коламбус-авеню. Как почти каждый, кому слегка за тридцать, она начала ходить в спортзал, чтобы поддерживать форму и грядущие наезды возраста – отвисшие трицепсы, складки на боках и прочие жестокие проделки над телом. Клуб «Рибок» располагает четырьмя качалками, элитным полчищем индивидуальных тренеров и плавательным бассейном. Он гарантирует доступ к новейшим и замечательнейшим тренажерам.

А еще клуб славится как площадка самых крутых холостых и незамужних в Нью-Йорке. Как только двери открываются, там не протолкнуться от молодых профессионалов. Качки доводят свои шашечки до совершенства. Обольстительные женщины в состоянии медитации проделывают упражнения йоги или суперсеты со свободными весами, грудь поднимающие, а вес сбрасывающие. В обстановке запаха пота, сырости и обмена телефонными номерами хорошая наружность окупается.

Лайла надела в спортзал откровенные флуоресцентно-желтые беговые шорты. Каждый мужчина, если сердце у него еще бьется, обязательно оценит эти ноги. Каждая женщина смерит их долгим взглядом. Я изо всех сил старался не пялиться ей в декольте. Груди Лайлы, будто дары Боттичелли, выпирали из черного топа, отбрасывая тени на рубчатый трикотаж. Произведение искусства довершали ее зеленые глаза, помидорно-красные волосы и средиземноморские оттенки кожи.

Я рядом с Лайлой выглядел замухрышкой. Вместе кожаные останки моих древних сетчатых велотуфель «Рива» удерживал замызганный медицинский пластырь. Черные велошорты и гарвардскую фуфайку с обрезанными чуть выше локтя рукавами, ставшую мягкой от тысяч прогонов через стиральную машину, от кутюр не назовешь.

Фанаты фитнеса в нашем тренажерном зале предпочитали рекламные доски из спандекса, как у профессиональных велосипедистов. Я никогда не понимал, с какой стати кому-то добровольно носить на заднице название бренда сливочного масла. Люди во время упражнений должны пахнуть, а не думать о том, чтобы вырядиться в такой же компрессионный костюм, как Марио Чиполлини – великий итальянский велоспринтер с внешностью кинозвезды.

Наш тренер в тренажерке из бывших морпехов остался верен былому, став ответом клуба «Рибок» на комендор-сержанта Хартмана в «Цельнометаллической оболочке». Он стряпает армейские речевки, они же кричалки, для своих велозанятий в помещении. Поначалу мы с Лайлой почти не разговаривали, слушая его зычный голос.

Стайер, стайер, где ты был?

Растряси на пузе жир!

Пиво? Виски? Кушать ловок?

Иль нехватка тренировок?

Хранить молчание на протяжении всего занятия оказалось невозможно. Мы с Лайлой не виделись со времени похорон Чарли. Минут 15 она энергично давила на педали, после чего первой нарушила молчание:

– Мы перебираемся обратно в Атланту.

Так вот почему она хотела встретиться!

– В самом деле? – Молочная кислота в моих мышцах буквально вопила. – Почему?

– Ну хотя бы потому, что я не нашла подходящего мужика. И хочу, чтобы Кейти-Энн проводила больше времени с дедушкой и бабушкой.

– Ну, это понятно, – сказал я. – Я вообще удивлен, что ты перебралась сюда.

– Я не хочу, чтобы он виделся с Кейти-Энн, – на слове «он» Лайла резко выдохнула – то ли от усталости, то ли от омерзения.

– Ты о Херли?

– Нет. Я об С-усами Бен Кучей Накладеном.

– А он не может все еще быть в Атланте, когда вы вернетесь?

– Вряд ли. Он как-то не может удержаться на работе, – ухмыльнулась она.

– Почему это?

– Не дело злить Кэша Приоло в фамильных владениях. Давай этим и ограничимся. – Южный акцент Лайлы мог бы смягчить даже лязг гильотины.

– Уяснил, – выруливая к делу, я сказал: – Ну, у тебя и разговорчик был с Кранчем.

– Он не знает удержу. – Она уже запыхалась. Циклометр Лайлы показывал 95 оборотов в минуту. Несмотря на оливковый тон кожи, лицо ее от усилия раскраснелось. – Я рада, что мы поговорили.

– Я не принес никаких бумаг.

– Я имела в виду о Чарли, – сказала она, крутя педали еще сильнее.

А вот коммерцию сейчас педалировать не стоит.

– Мы с Кранчем поговорили о веб-сайтах, – я выдержал паузу для пущего эффекта, – и других вещах.

– Это почти не играет роли, – шумно выдохнула она. – Скажи Сэм, что он был геем, и делу конец. Я хочу поговорить о «Келемен Груп».

Это было лишь вопросом времени.

– Я знаю, что Кэш и ты инвестировали десять миллионов долларов. Но больше почти ничего.

– Тебя послушать, так для тебя это сюрприз, Гроув.

– В каком это смысле?

– Тебе известно об этом много месяцев.

– Прошу прощения? – Я не верил собственным ушам.

– Не тупи, – пропыхтела она. – Ты слышал.

В голове у меня зазвенел тревожный набат.

– Я узнал об этом два дня назад, Лайла. Твое имя было в электронной таблице.

– Погоди, приятель, – сбивчиво, отрывисто проговорила Лайла и перестала крутить педали. И тут же, как по волшебству, восстановила дыхание. – Я инвестировала в «Келемен Груп» отчасти благодаря присланному тобой письму. Это просто бизнес, знаешь ли.

– О чем ты говоришь?

– О нашем пут-опционе.

Я перестал крутить педали.

– Лучше начни с начала. Я понятия не имею, о чем ты.

– Чарли просил нашу семью инвестировать в его фонд фондов.

– И?

– Он сказал, что мы не прогадаем, риска никакого.

– Лайла, я знаю, что твой отец инвестировал восемь миллионов, а ты инвестировала два.

– Только потому, что Чарли согласился гарантировать инвестиции.

– Гарантировать?

– Если цена упадет ниже начальных инвестиций, Чарли обещал возместить разницу.

– Я знаю, что это означает. Я только не могу поверить, что он на это согласился.

– Это была идея Чарли, – пояснила Лайла. – Он сказал, что пут-опционами на Уолл-стрит пользуются все без исключения.

– Так и есть. Но за них надо платить.

– С папы один миллион, с меня 250 тысяч долларов.

– А при чем здесь я? В смысле «просто бизнеса»?

– Мы сомневались, что у Чарли хватит средств, чтобы гарантировать десять миллионов зеленых.

– И?

– И потому Чарли предложил получить от тебя это письмо.