Будь у них поменьше недосмотров, хедж-фонды завоевали бы невероятное инвестиционное могущество. Они одалживаются по уши. Пускаются во все тяжкие, отваживаясь на закулисные сделки и обхаживая состоятельных инвесторов с рыночной изворотливостью. Некоторые документы об эмиссии даже позволяют им расценивать неэмиссионные ценные бумаги как кинематографические товарищества.

Что наверняка делает калькуляцию этих 20 процентов куда более субъективной.

* * *

Несмотря на весь мой цинизм по поводу самой отрасли, Романова я уважаю. В прошлом году он потянул 129 процентов. В июле показал 75 процентов.

С такими результатами не поспоришь.

По оценкам «Форбс», за все годы работы Романов прикарманил 30 миллионов долларов. Неудивительно, что Чарли свел с ним дружбу. В качестве фонда фондов «Келемен Груп» активно искала выдающихся инвестиционных менеджеров, парней вроде следующего Уоррена Баффетта.

В красной папке я нашел проспекты эмиссии. Договоры подписки заполнены не были; вообще никаких признаков, что Чарли инвестировал в «АРИ Капитал». Масса юридических канцеляризмов, тяжеловесных и отупляющих, от которых меня прошибло потом от макушки до пяток. Весомости папке придала дюжина потрепанных писем. Их я тоже прочесть не сумел. Это были вчерашние новости, устаревшие рыночные комментарии, отправленные Романовым инвесторам не один месяц назад.

Скучища.

Закопавшись в грудах бумаги, я искал список акций, принадлежащих Романову. Распечатка показывала дату за две недели до смерти Чарли. Даже странно, что у моего друга оказалась настолько свежая информация. Хедж-фонды держат свои секреты под спудом. Учитывая успехи Романова, он мог творить, что хотел, и говорить инвесторам, что вздумается.

Инвестиционная стратегия Русского Маньяка занимала все мои мысли. Теперь, располагая подробным списком принадлежащих ему компаний, я могу обеспечить портфелям своих клиентов такие же ошеломительные доходы. Как ни крути, плагиат на Уолл-стрит – не грех. Это залог успеха.

Ни единого знакомого названия во всем пакете Романова я не сыскал. Обычно я покупаю для клиентов голубые фишки, держась от микрокапиталов подальше. Одно название – «Рагид Компьютерс» – Чарли обвел красным. И рядом с кружком нацарапал: «31.12» и «30.11».

Интерес Чарли и его каракули показались мне любопытными. Он ни разу не говорил о каких-то конкретных пакетах. Он выбирал управляющих фондов, а не акции. Несмотря на свое Мидасово прикосновение, он частенько шутил: «Только не ведитесь на мои сведения из первых рук».

Что означают эти цифры, Чарли? Какое тебе дело до «Рагид Компьютерс»?

Я перехватил поздний ленч в компании Золы – новенькой с ясным умом и перевязанным ухом. Она взяла баклажан, кускус и разнообразный вегетарианский фураж, годящийся разве что для кроликов. Я же свой бургер с беконом без помидоров, но с сырными вафлями, утопил под соусом бернез с «Липитором» на закуску.

– В понедельник сдаем курс Series 7{72}, – сообщила Зола.

– Смотри не провали.

Я шутил лишь отчасти. Новички то и дело проваливают этот экзамен и сливаются из учебной программы СКК. Надлежащее лицензирование – источник жизненной энергии консультанта, а лицензия Series 7 – наш эквивалент допуска в коллегию адвокатов.

После ленча телефон пошел вразнос. Вырваться на воздух я смог только после 4.45 дня. Гершон ушла пораньше, чтобы посетить концерт дочери, и ее пустое кресло радовало глаз. Я раздумывал, как бы спросить Кранча, гулял ли наш друг на сторону от Сэм.

Слова Лайлы Приоло все не выходили у меня из головы. «Беременность делает вопрос более неотложным, Гроув. Скажи ей о Чарли».

На улице у водил шла смена состава. У всех подряд на крышах горели сигналы «Дежурство закончил». Я исхитрился поймать желтое такси, но обрадовался своему везению прежде срока. Бомбила из Хрен-где-стана на углу Пятой и 52-й проехал на красный, попутно едва не придавив курьера-велосипедиста. Нам выкинули палец.

Он резко тормознул на углу Мэдисон-авеню, повернул налево из правого ряда на улице с односторонним движением и подрезал «Линкольн Таун Кар». Его мультикультурное пренебрежение к правилам нью-йоркского уличного движения провоцировало сердитые гудки и злобные крики. И показ пальца.

С Мэдисон поворачивать больше не надо, и уже казалось, что все худшее позади. Не тут-то было. Бомбила перестраивался из ряда в ряд чересчур быстро, не трудясь подать сигнал или включить поворотник, чтобы дать другим водителям понять, в какую сторону он собирается вильнуть. Так что палец нам выкинули не раз, не два, а целых три раза.

Наконец хрен-где-станец выгрузил меня у салона Кранча на 76-й, и я посоветовал ему перебраться в Сан-Франциско.

– Там таксистам платят выше крыши.

* * *

Как и все салоны красоты, заведение Кранча разило смешанными ароматами «Старбакс» и слякоти для волос. Ему бы следовало закачивать в помещение кислород. Уж если аппаратура по поддержанию качества воздуха работает на космической станции, то в салоне в Верхнем Ист-Сайде она обеспечит результат не хуже. Но Кранч вместо того предпочитает вдыхать ядовитые испарения.

Его клиентура напомнила мне чарльстонские болота. Лица покрыты толстыми студенистыми масками. Черная слякоть напоминает булькающую грязь с берегов Эшли, в которой хищные ракообразные нашаривают морские отбросы в повседневном стремлении выжить. Головы некоторых посетительниц в толстых белых купальных халатах были обернуты в полотенца на манер тюрбанов. Чуть прищурив глаза, я без труда разглядел в трикотажных одеяниях сходство с хитиновыми экзоскелетами, а в бигуди – зубчатые раковины на манер венца статуи Свободы.

На мимолетные мгновения я вдруг вернулся в край низин. Вот только сейчас вместо тлетворных миазмов бумажной фабрики к западу от Эшли я вдыхал капучино и канцерогенное дерьмо для волос. А из-под слякоти проглядывала хандра, а не природные доспехи крабиков, бесстрашно вскидывающих свои клешни навстречу любым невзгодам.

– О мой бог, наберите девять-один-один, у нас экстренная ситуация, – раскатился по салону голос Кранча.

Примчавшись из недр салона, он ловким движением усадил меня в парикмахерское кресло. В своем черном парикмахерском халате без рукавов Кранч выглядел мускулистым и суровым. Его бицепсы бугрились, и я даже испугался, что они порвут поблекшую татуировку 101-го. Его тугой конский хвостик сиял самыми лучезарными оттенками черного, отливающего в синеву. Такой цвет волос я видел у филиппинцев, но ни разу у белого парня из Нью-Джерси.

Ракообразные взирали на Кранча из-под своего слоя черной слякоти. Ни одно не помахало клешнями в нашу сторону и не бросилось в поспешное бегство бочком-бочком и в сторону. На сей раз обойдется без схватки до победного конца, и этот мир в салоне бесконечно порадовал меня.