– Остается одно: зимовать здесь. Дадут боги снежную зиму и дружную весну – пройдем пороги по большой воде.

– Потонут многие, – с сомнением произнес Ратибор.

– Кто захочет вживе остаться – пройдет! На берегу лягут ВСЕ!!

Святослав помедлил и добавил с плохо скрытой надеждой:

– А там, глядишь, может, и откочуют печенеги в степи. Зиму на одном месте стоять – весь скот потерять можно! Корм овцы и лошади выбьют под снегом – чем питаться будут?

– А чем мы? – грустно улыбнулся Волк. – Греческий запас через пару месяцев закончится.

– Есть дичь, есть рыба. У уличей попробуем скот купить. Здесь неподалеку должен их град быть, сможем жить под крышей. Сейчас надо его найти. Вырыть землянки, начать заготавливать топливо. Ладьи вытащить на берег и хорошо закрепить.

Великий князь обвел взглядом своих грустных соратников и закончил:

– Трудно будет, братья! Но… иного не вижу. Назад нам тоже путь заказан…

Предслава больше не плакала. Не могла, слезы иссушили и тело, и душу, сделали женщину безучастной ко всему окружающему. Она спокойно смотрела на мужа, часами неподвижно сидящего на бревне-плавнике и взирающего на серую морскую даль. Она не крестилась, видя как ослабевшие мужчины вчетвером тащат очередного умершего от простуды или лихорадки товарища к погребальной яме, одной на многих. Она машинально совала в рот плачущего внука куски опостылевшей рыбы без соли, давая запить эту однообразную еду все тем же рыбным отваром. Когда Владиславович засыпал, Предслава выходила из каменного дома, из-за многочисленных щелей в разрушающихся стенах не державшего тепло очага, и садилась неподалеку от супруга. Монотонный посвист ветра в еще не вырубленных ветвях кустов, шелест желтой травы, равномерные всплески набегающей и уходящей воды – все это усыпляло и ее. Апатия и равнодушие уже давно поселились во всех заложниках княжьей воли, коротавших в этом богами забытом месте, среди озер и песков, не первый месяц. Воля к жизни еще теплилась в них, заставляя таскать изодранный бредень, ломать или рубить сушняк, оказывать погребальную услугу испустившим последний вздох. Страха смерти не было, страшная апатия царила в те дни над Белобережьем…

– Князь! Степняки коней предлагают. По полгривны за голову просят. Дозволишь?

Святослав медленно вынырнул из липкого забвения. Кол стоял рядом и нетерпеливо ждал ответа.

– Степняки? Кто, уличи?

– Нет, печенеги. Старик говорит, что их сюда сам Куря направил.

– Куря?!..

Князь поднялся на ослабевшие ноги и пошел вглубь полуострова к едва видневшемуся табуну лошадей. Его караулили с десяток конных в черных половецких одеждах. Старший с явной насмешкой взирал на Святослава.

– Берешь, коня? Сорок голов, двадцать гривен серебра. Потом еще пригоню, если сторгуемся.

– Где ваш князь?

– В степи, пять дней конному ехать. Хочешь чего передать?

Великий князь отрицательно мотнул головой. Осмотрел товар. Старые, отощавшие от плохой кормежки животные. Без слов было ясно, что паслись на выбитых донельзя пастбищах. Значит, орда далеко от одного места не уходит, и место это – пороги!!

– Беру! Когда сможешь пригнать еще?

– Через десять дней.

– Гони. Кол, отдай серебро из моей доли. И проследи, чтобы много сразу не варили. Да, вели каждому по куску сырого мяса съедать ежедневно, десны не будут пухнуть. Предславе задок передай нонче же, не запамятуй.

Повернувшись и преодолев головокружение, Святослав побрел обратно к морю.

Сиденье на плавнике под равномерный шум прибоя было приятно. Глаза закрывались сами собой, великое равнодушие заволакивало разум, отсекая надоедливые мысли о добывании пропитания для ратных, о путях выхода из тупиковой ситуации, в которую загнали его Ярослав и его приближенные. Сон, сладкий сон, похожий на грезы детства, когда, утомленный воинскими занятиями с верным наставником Асмудом, княжич ложился на теплом пригорке, закрывал глаза и слушал воспоминания пожилого варяга о походах дружин скандинавов, о дальних богатых странах, о победоносных сражениях! Святослав боялся лишь одного: чтобы не начали опять являться страшные видения из прошлого. То Улеб, придерживающий правой рукой разрубленную голову, беззлобно улыбающийся и повторяющий: «Зачем, брат? Я ведь объяснял тебе, что для Ярополка я такой же враг, как и ты!» То безголовая колдунья, бредущая в никуда с вытянутыми вперед костлявыми руками. То толпа воев в рассеченных доспехах, вопрошающих своего великого князя: «Почему ты остался жив, княже? Ты ведь обещал прилюдно разделить с нами участь?!» То многие сотни болгар, посаженных за попытку бунта на колья и улыбающихся солнцу. То лица двоих хазарских купцов-иудеев, доставлявших шелка и рабов из Итиля в Константинополь и протягивающих ему большой ковш вина: «Прости, господин, но продовольствия у нас на кораблях только для команды. О, если б мы знали, что наш повелитель оказался здесь в таком тягостном положении! Обещаем тебе на обратном пути привести полные трюмы зерна и мяса!» О, как хитро и подло блестели тогда их глаза! «Если солгали, я вновь пройду по Итилю и вырежу всех иудеев! Такие же лживые, как и греки… как мой сын!»

При таких видениях Святослав обычно вскрикивал и просыпался. И как приятно было зачастую видеть верную Предславу подле себя!!

Женщина и сейчас сидела неподалеку от супруга, следя как за взрослым мужчиной, так и за внуком. Она силой заставляла малыша выбираться на свежий воздух и двигаться, прекрасно зная, что в ином случае вслед за кровоточащими деснами и опухшими ногами может прийти и смерть. Предслава приучила малыша пить свежую кровь и рыбий сок, жевать белые луковицы болотных растений и грызть приносимые ею корни трав. Слава Господу, ребенок пока был здоров.

Предслава вздрогнула от прикосновения: легкий сухопарый жрец Перуна Стир подошел беззвучно. В одной руке он держал чашу с молоком, в другой – пучок желтой травы.

– Дай князю выпить! Я велел двух кобылиц не пускать под нож, их будем доить. Травку вываришь и дашь на ночь. Будет спать крепко и спокойно.

– Ты что-то знаешь, Стир? – почувствовала напряжение в голосе жреца женщина. – Что?

– Пока только то, что Красич перестает узнавать своих слуг.

– При чем здесь Красич?

– Он первым отпил из кубка хазар по приказу князя.

– Да, но вместе с самими купцами!!

Старик с легкой усмешкой посмотрел на Предславу:

– Знающий состав яда всегда может принять правильное противоядие. Молоко поможет обоим, свернет на себя грязь и выведет прочь! Но кто знает, насколько уже убита плоть?! Молоко давай три раза в день отдельно от еды. Сам Перун послал нам этого степняка с его лошадьми.

«Это Куря прислал!» – едва не сорвалось с уст женщины.

Жрец наклонился над князем, что-то пошептал над ним и приказал: