…Как долго тянулось холодное и голодное сиденье остатков киевской рати на скудных берегах Белобережья! После кровопролитных сеч под стенами Доростола русичи порой хоронили меньше собратьев, чем пески полуострова поглотили за несколько месяцев. Изменились все, и внешне, и внутренне, и, прежде всего, сам Святослав. Если осенью он горел нетерпением прорваться любой ценой в Киев, обнажить меч и собственной рукой извести поселившиеся в стольных теремах измену и подлость, набрать и обучить новое войско и через год-другой вновь явиться на берега Дуная, то к весеннему теплу слабость и апатия поселились в его душе и теле. Было ли это действием хазарского яда, медленно, вопреки всем стараниям Стира, отравлявшего плоть великого князя? Возможно! Не менее вероятно, что сказалась и многолетняя психическая нагрузка, осознание личной ответственности за тысячи и тысячи никчемных смертей. Не на пользу пошли и последствия цинги, неизбежно должной поселиться среди обреченных на отсутствие витаминов людей. Чувства к Предславе и внуку-наследнику зимой притупились, но после Днепровского ледохода вспыхнули вновь! Что, и эти, самые близкие, люди должны сгинуть из-за его ошибок?! И жалкие оставшиеся сотни воев, ставшие ходячими тенями, но не возроптавшие, оставшиеся верными до конца? Что он мог сделать, чтобы спасти их? С обнаженным мечом пробиваться сквозь тучи стрел и тысячи конных печенегов? Бред, химера, половина людей должны будут тащить сушей ладьи, а кто тогда встанет в строй и отразит напуски Кури?

Мысли эти чехардой носились в воспаленном сознании Святослава, лишая покоя, лишая сна. И постепенно утверждалась одна: лишь Перун может помочь своим детям преступить роковую черту! Лишь Перун, верность которому князь сохранил до последних дней. Но Перуну нужна жертва! Такая, чтобы и бог, и Куря остались довольны!! А значит, на жертвенный стол должен лечь он сам, великий князь киевский, побратим некогда первого хана южноднепровских и донских степей, смертью своей поправ и измену сына, и злобу Илдея! Оговорив предварительно с противником цену своей жертвенной крови. Ибо только ЕГО голова нужна степнякам и Ярополку с предателями-боярами! Так пусть же останутся на плечах все иные…

…Солнце показалось из-за крутояров правого берега, зажигая алым цветом головы идолов на капище Хортицы. Птахи дружно щебетали, прославляя зарождение утра и расцвет новой жизни Матери-природы. Теплый ветерок пробегал по-над водой, лаская набухающие почки ив и ветел, молодую пробивающуюся травку, лица людей. Но если первые были рады его слабым порывам, то взоры русичей оставались сумрачно-напряженными. Ибо грядущая смерть близкого человека никогда не вызывает улыбку на устах!

Святослав, обряженный в чистые белые одежды, неторопливо лег и вытянулся на каменной плите жертвенника. Все осталось позади: и борьба за власть с матерью, и поход на Итиль, обративший в пыль Хазарию, и славные победы над болгарами, и гордое: «Иду на вы!», рожденное честью человека, заканчивающего свою жизнь из-за многократного бесчестия иных. Не зря ли прольется сегодня его кровь? Сможет ли печенег, когда-то назвавший русича братом, остаться таковым до конца? Теперь князь сможет узнать об этом только с небес, витая над Днепром, подобно вон тому гордому беркуту!

– Хороший знак, княже! – проговорил Волк, заметив устремленный ввысь взор Святослава. – Перун прислал тебе своего провожатого на пути в Ирий!

– До встречи на его зеленых лугах! – негромко ответил великий князь. – Делай свое дело, Стир!

Жрец Перуна властным жестом отстранил от каменной плиты Волка и Кола. Лишь они двое были допущены внутрь капища: последний воевода некогда могучей рати и верный слуга, которому было поручено исполнить последнюю волю своего господина. Все остальные русичи толпились вдалеке с обнаженными головами. Прощальные слова были сказаны, оставалось лишь только: ждать конца печального действа и обещанной милости богов.

Стир взял в руки старинный бронзовый жертвенный нож, передававшийся из поколения в поколение. Сколько волхвов держали его в руках! Но, наверное, впервые темному металлу предстояло погрузиться в ТАКУЮ плоть! Распорота рубаха, обнажена грудь. Глубокий вздох, замах и… некогда мощное тело изогнулось в короткой агонии. Стиснутые зубы не дали вырваться крику боли наружу. Губы изогнулись в некоем подобии улыбки, ибо воин всегда должен с радостью встречать свою смерть. Все, конец!..

…Солнце достигло зенита, когда ладья ткнулась носом в песок левобережья. Кол с кожаным свертком в руке соскочил сам, помог спуститься Предславе и маленькому Олегу. Хан Куря явно поджидал вестей с острова, ибо почти сразу появился из шатра. К воде его сопровождала многочисленная охрана. Завидев мешок, хан приказал:

– Раскрой!

Кол распахнул края своей ноши. Куря пристально всмотрелся в бледный, чисто вымытый лик Святослава. Явно женская рука готовила обещанный дар к передаче.

– Я помню, что он всегда носил серьгу. Где она сейчас? – поинтересовался хан.

– Этот камень Святославу подарила я, – ответила Предслава, доставая из узелка драгоценность. – Я бы хотела передать ее Олегу, когда он сможет сесть на коня и взять в руки меч.

Женщина не отвела глаз от пристального взора печенега. Куря смотрел на Предславу с удивительной для его слуг мягкостью:

– Твоя красота поблекла, но степи своими ветрами разгладят морщины. Я предлагаю тебе разделить со мной ложе!

– Как наложница? Впрочем, разве у меня есть теперь выбор?

– Я беру тебя в жены, женщина! По нашим обычаям жена погибшего брата должна перейти в шатер оставшегося в живых. А этот малыш станет моим приемным сыном. Ступай за нукером, он проводит тебя к твоим служанкам.

Проводив теплым взглядом Предславу, Куря повернулся к Колу. Льдинки вновь заблестели в его глазах.

– Вы все завтра можете подниматься через пороги, как я и обещал князю. Но вначале выгрузите всю свою боевую добычу из судов. Моим воинам нужно заплатить за слишком долгое ожидание.

– Нам дорого далось это серебро и золото, – попытался возразить Кол, но хан не стал более слушать:

– Кто хочет жить – пусть платит за это! Ладьи с грузом будут расстреляны без пощады! Выбор за вами!

…Прошло два месяца. Илдей милостиво вернул Куре его жену и детей-заложников. Желавшие вернуться домой богатыми поляне и древляне пали от печенежских стрел. Около двух сотен русичей добрались до Киева, но были брошены в темницы ратниками Ярополка. Боялись, ох как боялись Блуд, Стахий, Свенельд и сам старший Святославович правды о смерти великого князя. Обелить свою подлость вымыслом-молвой, задушить правду темнотой подземелий и подлыми ударами ножей – вот их выбор! Но правда о торжестве языческого духа все равно легла на пергамент!!!

Кол и еще около сотни русичей, не желая отдавать свои доли добычи, вернулись вновь на территорию Византии, чтобы предложить русские мечи и воинскую удаль базилевсу. Им пришлось послужить и в дворцовых покоях Преслава, и в легионах Варды Фоки. Сам Кол, устав от ратной службы, сменил доспехи на одеяние монаха, освоил болгарскую грамоту и под конец своей жизни оставил потомкам правдивую повесть о великом князе русском Святославе…