к нему подойти, говорили о том, что конец наступил.

На госпиталь надвигался шторм. Стена из дождя, которая как-то раз врезалась в их с братом катер. Это воспоминание вспыхнуло в голове у Мити, и он понял, что за долгое время счастлив. Молния рокотала в ночном небе. И он мог спокойно смотреть на это красивое зрелище. Он чувствовал себя таким же свободным. Они оба пробудились той ночью. Она гуляла по полю. Даже несколько раз ударила в землю.

Эта молния была могущественной и в то же время привлекательной. Она была красавицей среди седых облаков. Дождь залил весь стол. Митя пытался закрыть огромное окно, но не получалось. Ему пришлось какое-то время просто его подержать. За стеклом ничего не было видно, кроме скользящей по нему воды.

Митя положил ладонь на мокрый стол. Веял запах дождя и сырости. Он поднял руку и положил себе её на шею. И это был мир.

На следующий день он узнал, что Каразин выжил и находился в том же госпитале. Ему сделали несколько тяжёлых операций. Митю пока не выписывали, и дни проходили один за другим. Теперь ему хотелось только поговорить с командиром, а потом уже пойти домой. Когда Георгия вывели из реанимации, Митя просил разрешение придти к нему, но врачи запрещали.

При госпитале был огромный парк, по которому Митя гулял с другими солдатами. Вместе они обменивались книгами, которые продавали в холле госпиталя, гуляли вдоль лавочек. Они любили доходить до решетки, за которой жил город. Проходили мамы со своими детьми. Проезжали машины. И все эти люди даже и не догадывались, что эти мальчишки за чёрной решёткой в бежевых пижамах — это их новые герои. Они совали деньги и просили прохожих, чтобы те сбегали до лавки и купили им каких-нибудь сладких булок, а ещё пакет сока. И где война в их сердцах? Она проиграла и убежала от решительного натиска жизни.

Митя просился к Каразину каждый день, так как не знал, когда его выпишут. И в один прекрасный день Георгий сам его позвал. Медсестра привела Митю к двери, мимо которой он проходил сотню раз, но не решался войти без разрешения. Он долго мялся перед ней. Прислушивался. А потом всё же зашёл.

Одиночная палата с барахлящим телевизором, столиком и маленьким окошком. Рядом с кроватью сидела его жена с уставшим и сонным лицом. Была в этой измождённости своя красота.

Каразин, увидев Митю, похлопал жене по руке, и она поднялась и прошла мимо Мити, посмотрев на него с сочувствием и в то же время с признательностью. Она оставила их наедине.

Митя подбежал к табуретке и сел рядом со своим командиром. Голова Георгия была полностью забинтована. Видны лишь глаза и рот.

— Товарищ капитан. Здрав…

Он захрипел.

— Митя, пожалуйста… просто Георгий, оставь всё это. — Митя увидел, что он почти не поворачивает голову, она лежала на двух подушках.

— Ну как ты, Георгий?

— Как видишь. По-моему, моя война ещё не закончилась. — набрав воздух. — Мне ещё драться и драться. — подышав. — Заново учиться ходить, есть… заново спать со своей женой… курить и пить вообще запрещено… ну хоть трахаться разрешат… если, конечно, получится… в любом случае я здесь надогло. А ты как?

— Да я, не знаю, я-то что? Нормально. Мне уже лучше. Правда хромаю до сих пор, но врач сказал, что пройдёт.

— Да, до свадьбы заживёт, малец. — тяжело выдохнув.

— Ну да, я рад, что ты жив… я

— Да, да, я тоже рад… но это всё ты… ты спас меня. Я не одного не спас, а ты спас меня…

— Так бы поступил…

— Нет… не ври… не каждый. Ты единственный, кто выжил… и я чувствую ответственность за тебя… я позвал тебя, чтобы поговорить с тобой… поговорить серьезно…

— Георгий, по поводу Кишки…

Он злобно зарычал.

— Да плевать я хотел… я не об этом… не волнуйся, я ничего не сказал… я о другом. — тяжело выдохнув. — Митя, что ты намерен делать?

— Я? Я не знаю, вернусь домой, получается.

— Удивительно, Мить… как за два года войны…ты не растерял своей наивности.

— Ну а что?

— А то… нет у тебя дома… мы же с тобой разговаривали на эту тему… неужели ты думаешь, что ты вернёшься домой? Брось… за два года они отобрали у тебя всё… может, они думают, что ты уже мёртв… прошло два года… и где твои родные… ни сном, ни духом, да?

— Да. — грустно ответил Митя.

— Вот-вот, балбес… надо позаботиться о тебе…

— Да ладно, придумаю что-то…

— Я у тебя не спрашивал… помолчи. Видишь на тумбе документы?

Митя посмотрел на тумбу, на ней лежали листы, придавленные небольшой связкой ключей.

— Да. — сказал он, надвинув брови на глаза.

— Значит, слушай… ты спас меня, я этого не забуду… ты единственный, кто выжил из моих ребят… ты мне теперь брат… и отныне я буду заботиться о тебе, пока ты не встанешь на ноги…

— Георгий…

— Не перебивай, черт тебя возьми… слушай… ты не заслуживаешь того, чтобы возвращаться к прежней жизни… на тумбе твои документы на демобилизацию… и ключи. Мне дали их пару дней назад… это квартира в Москве… район Раменки, недалеко от Парка Победы… я подписываю этот документ… а ты берёшь эти ключи и строишь свою жизнь. Свою, Митя… слышишь?

Митя вскочил.

— Георгий, я не могу, вы в таком положении, вашей семье нужнее…

— Заткнись, слышишь меня? Заткнись, и не смей мне перечить… это приказ. — успокоив дыхание. — Если не возьмёшь ключи, подпись не получишь… понял? — схватив его за рукав, он начал трясти его, что есть силы. — Митя, ты мой последний солдат… это война ещё не закончилась… заклинаю тебя… дай мне победить в этой войне… прошу тебя… давай выиграем эту войну…