Правда, в то, что Иван станет реализовывать этот проект, я изначально слабо верил. Такие люди, как он, могут всю жизнь тосковать по настоящей деятельности, в их голову способны приходить идеи; они могут лихорадочно вертеться вокруг своей оси, но в итоге останутся в том же положении, в каком пребывали. Люди типа Ивана всегда были главной опорой государства – ими набивали заводы, бросали на стройки, рытье каналов, на освоение новых территорий, отправляли поколение за поколением на войну. Главное – внушить им, что все это важные вещи, что их пот, кровь и прочее пойдут во благо Родины и их самих. Но вот государство заболело, ему стало не до этих иванов, и они заметались в тоске, не представляя, как им жить, ради чего, куда себя деть. Вроде бы дали полную свободу: делай что хочешь, обогащайся, а они продолжают тоскливо скулить, – генов у них просто нет таких, чтоб жить свободно, работать на себя.

А я на государство никогда, особенно теперь, не рассчитывал. Наоборот, оно мне мешало. Вот стало оно (а точнее, группа людей, назвавших себя государством) закручивать гаечки, и труднее сделалось зарабатывать. Состоялись второго декабря выборы в Госдуму, формальные выборы, без борьбы, без предвыборной кампании, и мне в карман почти ничего не накапало. Мелочь какая-то за безобидные и поэтому практически бесплатные статейки, которые размещались в СМИ больше по инерции, чем из-за стремления добиться для той или иной группки большего количества голосов.

Эх, были бы выборы по-настоящему свободные, с грызней и пиаром! О, тогда бы за одну кампанию можно было обеспечить свое существование лет на десять… Жаль, что я вошел в эту сферу так поздно, так медленно въезжал в тему. Запусти меня в середине девяностых…

Но хорошо, что параллельно с выборами в Госдуму проходили выборы в муниципальные органы власти, и на них я кое-что наварил; да и другие заказы поступали. Конец года оказался все-таки неплохим, и те две тысячи, по сути, выкинутые на ветер, погоды не делали.

А вот пятьдесят штук бывшей жене сирийца подчистили мои накопления довольно основательно… Я сам выступил инициатором окончательного расчета с ней – хотелось вступить в новый год хоть без одной изводящей меня проблемы.

Сириец согласился: «Да, надо заплатить и закончить», – и дал своему представителю указание выложить свою половину суммы.

Расчет состоялся числа двадцатого декабря; я трясся от злобы, но больше от страха, что документы снова оформлены недостаточно правильно, и через какие-нибудь пару месяцев все начнется по новой. Раз пять перечитывал бумаги, задавал кучу вопросов своему адвокату, представителю сирийца, представителю его бывшей жены, судье. Все мне довольно четко и исчерпывающе отвечали, но видно было, что сдерживают улыбки, с какими профессионалы просвещают чайников.

«Ну дак, – еще сильнее злился я, – не вы же башли платите. Какое «платите», блядь! – тут же поправлял себя. – Выкидываете хрен знает за что!»

В итоге поставил свою подпись и достал деньги. Сирийская сука с довольным видом (хотя и продолжая притворяться обездоленной и обманутой слабой женщиной) написала расписку, что претензий больше не имеет. Когда нотариус ее заверила, у меня свалилась гора с плеч. Точнее, я заставил эту гору свалиться, – радовался, глубоко, всей грудью, дышал, стал строить планы на будущее… В ближайшие выходные навел в квартире порядок (все последние месяцы жил, не замечая, где живу, что меня окружает), купил новое постельное белье, в прихожую – веселый половичок. «В общем-то, все не так плохо, жизнь налаживается» – так примерно можно определить мое тогдашнее состояние. Конечно, это были неискренние, вымученные мысли, навязанное умом душевное состояние, но что было делать? – не рыдать же по потерянным деньгам, не убиваться, что вскоре навалятся новые неприятности…

Я стал подумывать о том, где бы провести рождественские каникулы. Хотелось поехать куда-нибудь в экзотическое место. На маленький островок в Океании – поселиться в хижине на берегу и на две недели забыть о существовании Москвы, снежной мешанины на тротуарах, вони в метро и всего прочего.

Конечно, понимал, что денег остался мизер и такая поездка наверняка не состоится, но зачем-то убеждал себя верить в ее возможность, часами сидел в Интернете, читая о глухих уголках планеты, справлялся о стоимости туров туда. Цены на Пасхи, Таити, Кокос, Самоа были приличные даже для богатого человека, но я все равно планировал и выбирал, выбирал, выбирал, куда лучше отправиться.

Естественно, никуда не поехал, зато об этих островах узнал наверняка больше, чем некоторые географы.

Новый две тысячи восьмой собирался встретить один, в покое и тишине, неспешно обдумывая дальнейшую жизнь. Но двадцать девятого декабря, в субботу, нагрянул Макс.

– С Красноярском покончено, – заявил. – Не смог больше, чуть с собой не покончил… Можно пожить?

Что я мог ответить? Пустил. И снова – вереница безумных дней, часовые слезливые монологи Макса об одном и том же.

Эти монологи легко можно уместить в лаконичный рассказ:

– Достало. Летом жарень, духота, осенью еще ничего, а с конца октября – пиздецы полные. Смог, темень, холод. Енисей этот дымится незамерзающий… Но больше всего, конечно, работа достала. Все дергают, все друг против друга, и под меня подкопы… Трудно начальником быть, тем более когда вокруг чужие одни. Три месяца просил, чтоб в Москву вернули. На всё здесь готов, хоть пыль с компов стирать… Ну вот – вернули в региональный департамент. Нормально. Зарплату установили восемьдесят семь штук. С учетом того, что квартиру буду снимать… Надо купить бы однушку хоть – ненавижу эти съемные… В курсе, Лианка в Лондон собралась! Говорит, что с музыкой здесь никаких перспектив, все хотят только деньги высасывать. Как будто там по-другому будет! Никому она нигде не нужна со своим джазом. Деньги ее только нужны. Денежки, денежки… Тридцать четыре года человеку, пора бы понять… Да и всем нам надо как-то за ум браться, ведь силы-то не беспредельны. Старость как подскочит, а – никакой защиты. Ни семьи, ни дома… К Лене хочу, душа не на месте. Был тут в начале ноября, на два дня приезжал, поговорили. Ждет. Не прямо говорит, но – видно. Хотя в этот раз не дала. Ее тоже можно понять – появляюсь пять раз в год, говорю, что люблю, и… Нет, нужно определиться. Без Ленки очень плохо… Хорошая девушка, идеальная станет жена. А время идет, время идет… Бросить все, уехать? А жить где, работать? И сюда ее некуда… Вообще сложно все. Очень сложно.

Я старался слушать эти речи без особых эмоций, а иногда и вовсе отключал слух. Но, случалось, не выдерживал и начинал высказывать свое мнение о его жизни.

Меня действительно поражало, как человек, которому постоянно везет, которого все любят (ну, пусть любят не все, но уж точно никто никогда не старался утопить), может постоянно ныть и жаловаться на судьбу. Взять хотя бы эти восемь месяцев в Красноярске. Персонажа с неоконченным высшим сажают управлять всем ВГТРК Красноярского края! Ладно, пусть ему там не нравится, пусть плохо, пусть не умеет заниматься тем, чем должен, но уж скопить денег из зарплат, а по возможности (возможностей-то было наверняка выше крыши) заработать на всяких проектах он мог. И вернуться в Москву не с пустыми карманами, а с приличной суммой. Купить жилье, действительно, перевезти эту пресловутую Лену и существовать, как он и хотел (на словах) – нормально, стабильно, по-взрослому.