Даша в тот вечер чувствовала себя слишком усталой, чтобы разбираться с найденным прибором. В ее сознании после ожесточенной мнемонической атаки так же, как и у Рауля, начинали проявлять себя смешанные образы, частично принадлежавшие ему.

Это были совершенно новые, незнакомые, непознанные ощущения, они тревожили и смущали разум.

Нужно отдохнуть. Выспаться.

Проснувшись, она ощутила, что в серой реальности произошли несанкционированные перемены.

Кто-то находился рядом с ней, но Даша не могла определить, что за существо посмело проникнуть в ее замкнутый виртуальный мир.

Оно не определялось простыми критериями. Не живое, но и не механизм. Мгновенное сканирование не обнаружило посторонних на борту «Новы», автоматика корабля докладывала о полной исправности всех систем.

Даша открыла глаза.

Она часто просыпалась в виртуальном пространстве, для нее это было естественным явлением.

Ее окружал мир, созданный силой мысли, отражающий состояние души, субъективное пространство, подвластное ее воле, где она могла воплотить все, что угодно… но серые краски сумеречной абстракции оставались неизменными день за днем, год за годом.

В нескольких шагах от нее, нарушая мрачную гармонию, сидел эреснийский скарм.

Его черная лоснящаяся шерсть, мощные мускулы, обозначающие себя при каждом незначительном движении, внимательный умный взгляд зеленых глаз — все создавало правдоподобный образ, скарм выглядел живым и… неуместным на фоне серых, безликих фигур, которые постоянно возникали вокруг с тем, чтобы медленно растаять в сумерках.

Что-то далекое, относящееся к полузабытым воспоминаниям раннего детства, рванулось из глубин памяти.

Эреснийский скарм был очень похож на огромного ласкового котенка.

Излучаемое им тепло, спокойствие неуловимо меняли мир, придавая привычным серым краскам иной оттенок.

Даша давно не испытывала подобных чувств. Словно в ее душе возник порыв ветра, сдувая многолетние наслоения пепла, под которыми вдруг обнажился тусклый, еще не погасший уголек измученной, спрятавшейся от мира души.

Она понимала, что перед ней всего лишь фантом, оригинальная визуализация сервисной оболочки подобранного накануне кибстека, но все равно спросила, обращаясь к нему как к живому:

— Ты откуда взялся… котенок?

Он наклонил голову. В глазах скарма промелькнуло выражение растерянности, и вдруг Даша услышала его мысленный голос:

— Я потерял хозяина.

Даша вздрогнула.

— А как его зовут? — прошептала она.

— Рауль Шелест, — ответил скарм. — Видимо, он обронил меня… а ты нашла?

Не обронил, а оставил. Специально. Сознательно.

Даша умела контролировать свои мысли. Сидящий напротив скарм мог услышать лишь направленное к нему обращение.

— Я знаю твоего хозяина. Немного. Расскажи мне о нем.

Она возвращалась.

Стремительно и неумолимо.

Образ Рауля постепенно стал частью ее мыслей, она все четче осознавала его, невольно сравнивая с собой.

Они оба являлись мнемониками, людьми, но, несмотря на эту общность, все остальное как будто шло вразрез. Словно они представляли две крайности — если Дашу обучали руководить машинами, оберегать их, то Рауль, воспитанный в другой информационной среде, уничтожал кибернетические системы, доставшиеся современным поколениям в наследство от Галактической войны.

Даша испытывала к формирующемуся в сознании образу то жгучий интерес, то откровенную неприязнь, ее мысли путались, душа вновь искала точку опоры, но главное — в ней пробудились чувства, истончился, а затем и вовсе исчез стасис окружающего мира.

Пытаясь понять человека, который спас ее на далеком Треуле, она разбудила саму себя, очнулась, вновь начиная жить.

В роковой момент виртуальной атаки, когда неистовые удары смели все защитные оболочки, сознание Рауля на миг смешалось с ее собственным, они соединились, а затем вновь замкнулись каждый в себе… но обмен уже произошел.

Это было уникальное, непознанное явление, но Даша не задумывалась о вопросах науки — настал день, когда она поняла: в душе ожил его образ, словно Рауль. постоянно находился рядом, никуда не исчезая.

Она разговаривала с ним, постепенно возрождая собственную волю к жизни, их образы вновь смешивались, становились неотделимы друг от друга, она впустила его в свой разум и душу, понимая, что сформировала спасительного собеседника из обрывочных мыслей и образов, которые, по сути, украло ее сознание в момент полной беспомощности Шелеста.

Украло…

Неприятное слово.

Даша мучительно переживала наступившие в ней перемены. Она вновь и вновь возвращалась к образу Рауля, еще не осознавая, что ее душа, иззябшая в сером холодном пространстве, тянется к нему не из простого любопытства.

Она полюбила его, сначала как частицу самой себя, а затем нежно и горько приняла оформившееся чувство, понимая, что, наверное, больше никогда не увидит Шелеста в реальности.

Парадокс — они встречались всего дважды, при стечении роковых обстоятельств, но думали друг о друге, будто были знакомы всю жизнь.

Рауль не находил покоя на Эресе, она все ощутимее пробуждалась, ее серый мир менял краски, и оба испытывали схожее чувство раздвоенности: будто в реальности каждый из них нашел и вмиг потерял половину самого себя.

Души двух мнемоников тянулись друг к другу, но находили лишь пустоту, неопределенность… до тех пор, пока Шелест, вконец измучившись, не покинул Эрес, чтобы искать и найти ее — Дашу Лоури, потерянную половинку собственной души.

Стаферс не зря обеспокоился после разговора с Калумовым.

Он не был настолько глуп или невнимателен, чтобы не заметить перемен в поведении Даши. Если раньше она редко покидала свое убежище, то в последнее время вдруг круто изменила устоявшимся привычкам.

Откровенно говоря, Рилл не поверил своим глазам, когда две недели назад вдруг увидел ее за ужином в ресторане.

Подойдя к ее столику, он сел и спросил, все еще пребывая во власти замешательства:

— С тобой все в порядке?

Она подняла взгляд, встретилась с бегающими глазами Стаферса и произнесла:

— Я не могу поужинать в ресторане?

— Нет, почему же, можешь… Просто это несколько… э… необычно, согласись.

— Привыкай. Мне больше не нравится сидеть на борту «Новы».

Из уст другого человека такое обращение к Стаферсу прозвучало бы как вызов, но он был слишком озадачен внезапными переменами в поведении Даши, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как грубовато-равнодушный, утверждающий тон.