Стефан Пермский в своем сочинении назвал основателем секты некоего дьякона Карпа, отлученного от церкви. Следовательно, стригольничество возникло при жизни Карпа, то есть не раньше середины XIV в., учитывая, что Карп был казнен в 1375 г. Вероятнее всего, раскол в новгородской церкви произошел в период с 1353 по 1359 г., когда стараниями архиепископа Моисея дьякон Карп был лишен сана и вместе со своими последователями отлучен от церкви. Возможно, появление рассматриваемого движения было связано с эпидемией чумы, охватившей в 1352–1353 гг. всю Русь. По мнению стригольников, погрязшая в грехах церковь уже не могла защитить свою паству от «черной смерти», а возможно, само пришествие чумы они восприняли как наказание за неправедное житье священнослужителей. Отделение от церковной иерархии, создание своей истинной церкви перед близким Страшным судом — в этом стригольники видели путь к спасению.

Неизвестно, какие именно меры предпринимал Моисей по пресечению движения стригольников. Возможно, неудача в этом деле послужила одной из причин, заставивших его второй раз уйти с владычной кафедры. Архиепископ Алексий проводил политику мирного возвращения стригольников в «лоно церкви». Вообще, в антистригольнических полемических сочинениях XIV в. не содержится призывов к жестким репрессиям по отношению к «инакомыслящим». И это не удивительно, ведь стригольники выступали не против православия, но против злоупотреблений священнослужителей и за сохранение церковных канонов. Жизнь церкви в XIV в. пришла в разительное противоречие с требованиями основного кодекса церковного права — Кормчей. В своем поучении против еретиков Стефан Пермский привел такие слова стригольников о современном им священстве: «Сии учители пьяницы суть, ядят и пьют с пьяницами и взимают от них злато и сребро и порты от живых и от мертвых»[586]. За такое поведение церковные каноны предусматривали отлучение от церкви, следовательно, стригольники были правы, утверждая, что грешные священники не должны совершать таинства и обряды.

Стригольники считали себя приверженцами древнего благочестия и церковных канонов. «Не достоит де, — приводит высказывание Карпа Стефан Пермский, — над мертвыми пети, ни поминати, ни службы творити, ни приноса за умершаго приносити к церкви, ни пиров творити, ни милостыни давати за душю умершаго»[587]. Вероятно, Карп и его последователи придерживались исконного христианского учения, по которому воскрешение всех мертвых произойдет только в день Страшного суда. Только тогда все получат по делам своим — одни отправятся в рай, а другие в ад. С этой точки зрения обряды над мертвыми действительно теряли смысл.

Официальная церковь обвиняла стригольников в том, что, уклоняясь от церковных обрядов, они возрождают старые языческие ритуалы и представления. Источники, в частности, упоминают о поклонении стригольников земле, которой они приписывали способность прощать и отпускать грехи. Константинопольский патриарх, обличая стригольников, писал: «Еще же и сию ересь прилагаете, стригольницы, велите земли каятися человеку, а не к попу. Не слышите ли Господа глаголюща: исповедайте грехы своя, молитеся друг за друга, да исцелеете? Яко же бо болный человек объявить врачу вред свой, и врач приложит ему зелие, по достоянию вреда того, и исцелеет: такоже и духовному отцу исповедает грехы свое человек, и духовный отец от греха того престати повелит, и противу греха того вздаст ему епитимью понести; того деля ему Бог отдаст греха того. А кто исповедаестя к земли, то исповедание несть ему в исповедание: земля бо бездушная тварь есть, и не слышит и не умеет отвечати». Обожествление земли-матушки сохранилось на Руси с языческих времен до XIV в. и позднее, о чем сохранилось свидетельство в фольклоре:

Следовательно, поклонение земле было естественным для души русского человека, гораздо более естественным, чем исповедь священнику. В этнографических записях есть запрет на битье земли палками: «Бьют саму Мать Пресвятую Богородицу». В исследуемый период земля воспринималась новгородцами как нечто живое и разумное — землю даже призывали в свидетели поземельных сделок. Так, при купле-продаже земельных участков «одерень», то есть в полную и вечную собственность, кусок дерна передавался из рук в руки от продавца покупателю, как знак перехода права владения от одного лица к другому.

Кроме земли стригольники обожествляли небо: «Тие стригольницы, отпадающей от бога и на небо взирающе беху, тамо отца собе наричают»[588]. То есть в учении стригольников сплетались воедино христианство и язычество. В «Слове святого Кирилла» (XIV в.) говорится: «А не нарицайте собе бога на земли, ни в реках, ни в студенцах, ни на воздусе, ни солнци». В список средневековых исповедальных вопросов входят и такие: «Не называл ли тварь божию за святыни: солнце, месяц, звезды, птицы, рыбы, звери, скоты, сада, древо, камение, источники, кладезя и озера?»

Главным же в учении стригольников была критика симонии — поставления в священнический сан за плату. Карп учил, что весь духовный чин, от священника до патриарха, «не по достоянию поставляеми», а потому не следует у них ни причащаться, ни каяться, ни принимать крещение. Согласно канонам, всякий, поставленный в священнический сан «на мзде», является отлученным от церкви вместе с поставившим его и находившимся с ним в церковном общении.

Официально симония была осуждена еще в 1274 г. на церковном соборе во Владимире, когда было постановлено, что за посвящение в духовный сан епископу можно брать только семигривенный, а все сверх этого провозгласили симонией. Запрет ни к чему не привел. Через сорок лет состоялся новый собор, посвященный симонии — в Переславле. Мнение большинства священнослужителей, собравшихся на собор, было выражено в «Правиле о обидящих церкви божия и священыя власти их». В нем, в частности, провозглашалось, что если «кто явиться неиствьствуя на святыя божия церкви… незаконно отымая селы и винограды», тех следует «огнемь сжещи, домы же их святым божьим церквам вдати…» Официального осуждения церковного стяжательства не произошло.

Участники собора, отстаивавшие противоположную точку зрения, направили некоего Акиндина, приближенного тверского князя Михаила Ярославича, в Константинополь для изучения церковного законодательства, относящегося к поставлению священнослужителей. Итогом его трудов явилось «Написание», в котором открыто было заявлено, что церковь на Руси вся поражена симонической ересью — «от старейших святитель наших и до меньших», от «первых и до последних».

Таким образом, идеологические корни движения стригольников следует искать в Твери. Заметим, что отличные от общепринятых взгляды церковнослужителей этого княжества доставляли немало беспокойства соседней новгородской епархии. Еще Василий Калика беспокоился о том, что в Твери случаются «распри» на церковные темы «по совету дьяволю». Возможно, что идеи тверских священнослужителей распространились в Новгороде и породили стригольничество.