Казнь на мосту новгородских стригольников не была санкционирована владыкой Алексием, тем более что сам вид казни был сугубо светский и в своей основе языческий. Сбрасывание с Великого моста в Волхов обычно совершалось по решению новгородского вече. Вероятно, проповеди Карпа и его сторонников слишком уж затронули интересы состоятельных горожан. Бояре Новгорода были заинтересованы в поставлении нужных им людей на должности попов и игуменов в городских церквях и монастырях. Кроме того, церковные земли по большей части являлись дарениями состоятельных новгородцев на помин души. Лишить монастыри и церкви этой земли означало, в представлении новгородцев, лишиться загробного покровительства святых и лишить своих умерших родственников возможности попасть в рай. Вспомним, что в ктиторских монастырях в то время монахи содержали себя за счет собственных вкладов. Отказаться от этого означало обречь себя на нищенское существование, на что монахи из бояр и состоятельных житьих людей, а также их родственники «в миру» пойти никак не могли.

Таким образом, казнь стригольников в 1375 г. была обоснована не только религиозными, но в большей степени экономическими и социальными причинами. Однако, по верному замечанию М. В. Печникова, «события на волховском мосту не были частью целенаправленных и согласованных репрессий церковных и светских властей Новгорода против стригольников»[589]. Владыка Алексий не мог не осознавать глубинную правоту стригольников, но и поддержать их он не мог. Это означало бы коренную перестройку всей церковной системы Новгородской епархии и всего новгородского общества. Вероятно, поэтому зимой того же года «съиде владыка Алексеи со владычества, по своей воли, на Деревяницу; и бысть Новгород в то время в скорби велице; гадав много, послаша к митрополиту Саву анхимандрита, Максима Онцифоровица с бояры, чтобы благословил сына своего владыку Алексея в дом святей Софеи, на свои ему святительскыи степень. И митрополит благослови сына своего владыку Алексея, а Саву анхимандрита и бояр отпусти с великою честью; и привезоша благословение митрополице владыце Алексею и всему Новуграду»[590].

Видимо, архиепископ Алексий после 1370 г. ни в чем «не противоречил» митрополиту, раз тот удовлетворил просьбу новгородцев. «И новгородци сташа вецем на Ярославли дворе и послаша с челобитьем ко владыце на Деревяницю с веца наместника князя великаго Ивана Прокшинича, посадника Юрья и тысячного Олисея и иных многых бояр и добрых муж; и владыка прия челобитье, възведоша владыку Алексея в дом святыя Софея, на свои архиепископьскыи степень, месяца марта в 9, на память святых мученик 40; и ради быша новгородци своему владыце»[591].

Логично предположить, что на вече было принято какое-то решение, связанное с причинами ухода архиепископа, возможно, решение это касалось стригольников. Вновь рядом с архиепископом оказываются бояре Мишиничи-Онцифоровичи. Один из влиятельнейших родов Новгорода, фактические владельцы нескольких церквей Неревского конца, ктиторы монастыря, именно они могли убедить вече принять какие-то меры против стригольников. По крайней мере, после казни руководителей движения нет упоминания о деятельности стригольников в Новгороде. Ересь перекинулась в Псков. В 1382 г. суздальский архиепископ Дионисий, по просьбе владыки Алексия, отправился для борьбы со стригольничеством именно в этот город: «Иде во Пьсков по повелению владыце Алексея, и поучая закону божию, а утвержая правовернии вере истиннии крестияньстеи, негли бы бог в последняя лета утвердил несмущено от злых человек, дияволом наущеным, правоверная вера»[592].

Летопись Авраамки уточняет, что цель миссии Дионисия была борьба с ересью, дабы «Бог укрепил бы от соблазн в последняя лета несмущенно от ересей»[593]. Сам Дионисий определил цели своей поездки так: «Пришедъшю же ми посланием всесвятаго патриарха вселеньскаго в богохранимый град Псков о исправлении отлучьшихся съборныя апостольскыя Христовы церкви и на утвержение священником и честным монастырем и всем христоименитым людем»[594].

Рогожский летописец характеризует Дионисия как «мужа… хитра, премудра, разумна, промышлена же и расъсудна, изящена в Божественных писаниях, учителна и книгам сказателя…»[595] Именно авторитет такого человека, да еще только что побывавшего в Константинополе у патриарха, мог использовать архиепископ Алексий для идеологической борьбы со стригольниками. Вероятно, из Пскова к владыке поступали запросы местных священнослужителей о появившейся ереси. Архиепископ не мог не прореагировать на вопросы своих подчиненных, однако Алексий предпочел лично не участвовать в борьбе со стригольниками.

Известно, что Дионисий во время своего пребывания в Пскове дал уставную грамоту Снетогорскому монастырю, в которой есть следующее положение: «Послушание и покорение иметь к игумену во всем: если кто начнет говорить вопреки игумену и воздвигать своры, таковой да будет заключен в темницу, пока не покается; а непокорливого монаха по первом, втором и третьем наказании изгонять вон из монастыря и не отдавать ему ничего, что было им внесено в монастырь»[596]. Возможно, «непокорливые» монахи были стригольниками, отказавшимися от исповеди и причастия.

Кроме того, Дионисий дал некую грамоту Пскову, текст которой не сохранился. Видимо, суздальский архиепископ внес определенные изменения в псковское гражданское законодательство. Некоторые свидетельства о содержании грамоты Дионисия сохранились в послании митрополита Киприана в Псков 1395 г.[597]. В ходе своего визита Дионисий сделал приписки к грамоте Александра Михайловича Тверского и на этой основе дал Пскову новую уставную грамоту — «по чему ходити, как ли судити, или кого как казнити, да въписал и проклятье, кто иметь не по тому ходити»[598]. Случай беспрецедентный, когда епископ другой епархии дает «устав» городу. По всей видимости, исправления в грамоте были сделаны в интересах новгородского владыки и официальной церкви.

Впрочем, миссия нижегородско-суздальского архиепископа по искоренению стригольничества была безуспешной, судя по многочисленным посланиям церковных иерархов в Псков в XV в. Опасения по поводу проникновения стригольников в ряды священнослужителей высказывал в своей грамоте новгородский архиепископ Евфимий. Обращаясь к псковским соборным старостам, он требовал, чтобы те проверяли всех приходящих попов: «И вы повелите им приняти духовного отца, и он исповедается, по духовному исповеданию, и он да литургисает божественную литургию: или у коего у тех не будет грамоты отпускной и ставленой, или духовнаго отца, и вы его к собе не приимайте»[599]. Это ограничение закрывало доступ в соборы стригольникам и их сторонникам, которые отказывались от покаяния духовным отцам. В 1416–1427 гг. митрополит Фотий отправил в Псков четыре послания против этой секты, причем требовал заточения еретиков. В 1427 г. активные псковские стригольники были заключены, некоторая часть их ушла из Пскова.