– Месть? – опешила я. – Что… что вы имеете в виду?

Но Мажаров уже уходил из зимнего сада, только отмахнувшись от моего вопроса, как от чего-то совершенно неважного. Я так и осталась сидеть под огромной пальмой, мучимая единственным вопросом – как он понял?

Аделина

Выйдя из кабинета, я отошла ровно настолько, как позволили напряженные до предела нервы, и опустилась по стене прямо на пол, Матвей даже не успел меня подхватить.

– Деля, что? – присаживаясь на корточки рядом, он обеспокоенно заглядывал мне в лицо, а меня мутило.

– Кошмар какой-то… – пробормотала я, вытирая здоровой рукой лоб, хотя тот был совершенно сухим.

– Бедная девочка… – проговорил Матвей. – Аделина, а ведь это мы виноваты.

– Я знаю. Теперь ты понимаешь, почему я так настаиваю на этих предварительных визитах к психологу? И даже он в этот раз ничего не смог выявить заранее. Если бы Иван дал мне хоть намек на то, что с ней что-то не так, я бы не подпустила ее к столу вообще – а не то что устроила такой аврал…

– Деля, всего не предусмотришь. И потом – она ведь проходила и медкомиссии, и медосмотры, и никто ничего не выявил.

– А то ты не знаешь, как у нас проводятся эти медосмотры, особенно при поступлении в институт! Да и потом… мыло не ест – здорова. Как думаешь – это шизофрения?

– Думаю, что это просто сильный стресс. И потом… у нее явно какие-то проблемы из детства, она ведь отца увидела, не кого-то еще.

– У нее отчим, а не отец. Прудковский из горздрава.

– Но видела-то она отца и разговаривала с отцом. Вряд ли отчима она звала папой.

– Ну, почему? – вяло возразила я. – Такое часто бывает, особенно если с малых лет…

– Нет, Деля, тут другое. Кто-то из парней говорил, что это именно отец ее привел в фехтование, что он выбрал ей самый сложный его вид. То есть отец был в сознательном возрасте, не может она отчима папой звать, – настаивал Матвей.

– Да это ладно… что теперь с ней делать, вот вопрос. Я чувствую себя отвратительно, – призналась я, ловя руку мужа и прикладывая ее к щеке. – Ну, скажи… ты ведь тоже так думаешь?

– Нет. На ее месте мог оказаться Басалаев, Авдеев – кто угодно. И никто не поручится за то, как бы они себя повели. А Ненашева, кстати, отлично справилась, ты же видела. Она хирург от Бога, вот клянусь тебе. Я с таким ассистентом давно не работал – чтобы только подумал еще, а она уже делает. Нет, Деля, ты сделала все правильно. Просто у нее что-то еще и до этого произошло, вот и наложилось. Думаю, Иван разберется и все нам подробно расскажет. А сейчас… ну-ка, вставай, разлеглась тут среди коридора, а еще хозяйка, – он помог мне встать на ноги, отряхнул халат сзади. – Идем, посмотрим нашу неудачливую блогершу.

– С чего бы это неудачливую? Она в рубашке родилась – так глазницу развалить, а глаз цел, – возразила я, опираясь на руку мужа. – На месте папеньки я бы первое, что сделала, когда она соображать начнет, так взгрела бы ее хорошенько.

– Надеюсь, так и будет, – рассмеялся Матвей.

В палате, куда после операции поместили девушку, сидел Васильков. Он рассеянно смотрел на монитор и машинально отстукивал ритм ногой по тумбочке.

– Дядя Слава, ты чего тут? – удивилась я. – Может, домой поедешь?

– Еще чего? Я что, перетрудился? А вот ты бы ехала.

– Ну, это я сама решу. Как здесь? – я кивнула на неподвижно лежащую с забинтованной головой девушку.

– Вроде ничего. Если гематому нигде не проглядели – нормально все будет.

– Я вам дам – проглядели! Нейрохирург зачем толокся в операционной?

– Да я так, для острастки… – отмахнулся Васильков. – Показатели хорошие, надо будет попозже компьютерную томограмму сделать – просто на всякий случай.

Мне очень хотелось поговорить с ним о том, что произошло с Ненашевой, просто потому, что дядя Слава во многом заменял мне отца и советчика – как-никак ухаживал за моей мамой несколько лет и готов был даже взять на воспитание меня и моего брата Николеньку. Но мама выбрала хирургию, а не семейное гнездо, искренне считая, что в свое время совершила две ужасные ошибки, назвав их впоследствии Аделиной и Николаем.

И дядя Слава, как я теперь понимаю, любивший маму все эти годы, отступил – с ней вообще невозможно было спорить, можно было только признать ее правоту, и все. Но меня он продолжал поддерживать и принял приглашение работать в клинике, оставив хорошую должность в городской больнице. Именно он заступился за Игоря Авдеева, когда у того случился нервный срыв в операционной, именно дядя Слава уговорил меня дать ему еще шанс и вернуть на работу после психоразгрузки и курса терапии.

И я не пожалела об этом ни на секунду – Авдеев стал одним из лучших хирургов, начал даже собственную научную работу и уже хорошо продвинулся на этом поприще. А я могла просто выставить его из клиники…

Нет, мне жизненно необходимо поговорить с дядей Славой о Ненашевой, потому что я чувствую, что могу совершить ошибку.

– Ты не поговоришь со мной? – тихо спросила я, улучив момент, когда Матвей, наклонившись над головой прооперированной девушки, отвлекся на осмотр повязки.

– Конечно. После обхода?

– Я не знаю, в состоянии ли сегодня делать обход, – призналась я так же тихо, и Васильков посмотрел на меня удивленно:

– Ты не заболела? Рука в порядке?

– Да я про эту руку давно забыла. Тут дело в другом… давай выйдем, а?

Васильков тяжело поднялся со стула, и я вдруг подумала, что ему уже тяжело вот так, без сна всю ночь и еще весь день потом, у него больное сердце, и надо бы как-то аккуратнее…

– Матвей, мы отойдем, – сказала я, уже закрывая дверь палаты.

Мы спустились на первый этаж, сели на диван в холле, дядя Слава вытянул правую ногу вперед и помассировал колено.

– Ноет, зараза такая…

– Ты за всю ночь не присел.

– Ну, как это? А на куполе? Ты, похоже, даже не заметила, что я там тоже был, – усмехнулся он, продолжая разминать колено длинными крепкими пальцами с истончившейся от постоянного мытья кожей. – Никогда бы не подумал, что ты сможешь так сильно полюбить кого-то, Аделина.

– Ну, тут я не в маму, – невесело пошутила я. – Дядя Слава, я не об этом хотела поговорить. Понимаешь… мы после операции пошли ко мне – Матвей, Ненашева и я. Хотели кофе выпить, обсудить кое-что. И тут она начинает бормотать что-то, а сама в угол кабинета смотрит и явно так кого-то видит. Я от страха чуть из окна не сиганула, не будь Матвея в кабинете – вообще бы не знала, как себя вести. Представляешь – сидит молодая девка, смотрит в угол и спорит с кем-то, а там и нет никого… Хорошо, Матвей как-то сориентировался, сел рядом, начал что-то говорить, отвлекать, а я быстро Иващенко позвонила, тот приехал и сейчас с ней остался. А Ненашева через пару минут сделалась прежняя – и, кажется, даже не помнит, о чем вообще речь.