Но и Военный совет не торопился брать на себя ответственность в вопросе, неверное решение которого легко могло обернуться крупной катастрофой на море или не менее серьезным прорывом противника на суше. Член Военного совета, дивизионный комиссар Воронин был за то, чтобы задержать оба эсминца на сутки, а другой член Военного совета, секретарь Одесского обкома, бригадный комиссар Колыбанов заявил, что полагается на решение Жукова.

Жуков, впрочем, решения по существу вопроса так и не принял, резюмировав, что в этом вопросе командиру базы надлежит действовать самостоятельно, обязательно обеспечив поддержку пехоты. Таким образом круг замкнулся на Кулишове. В конце концов его решением были сформированы три конвоя[169]. В охранение двух конвоев были назначены по новому эсминцу, а третий охраняли 4 малых охотника. Командование первыми двумя конвоями было возложено на командиров эсминцев Воркова и Негоду. А третьим командовал командир дивизиона малых охотников Гнатенко.

Эсминцы были отозваны с позиций. На конференции командиров боевых кораблей и капитанов транспортов, проведенной капитаном 3-го ранга Деревянко, был дан подробный инструктаж по вопросам уклонения от атак торпедоносцев и выпущенных торпед и по отражению налетов противника огнем.

С наступлением темноты конвои вышли. Отразив в пути несколько незначительных атак авиации противника, все они благополучно прибыли в кавказские порты.

Однако опасность нападений торпедоносцев была абсолютно реальной, и не всем транспортам удалось ее избежать. Почти через месяц, 3 октября самый крупный и быстроходный из всех черноморских транспортов «Днепр» вышел из Новороссийска в Севастополь, откуда он должен был направиться дальше в Одессу, чтобы принять участие в эвакуации частей Приморской армии. Транспорт следовал в составе конвоя вместе с транспортами «Абхазия» и «Чехов» под охраной эсминца «Смышленый» и тральщика «Якорь».

Перед отправлением конвоя командиры всех кораблей возражали против порядка его следования, утвержденного штабом Новороссийской военно-морской базы. Капитаны просили разрешения выходить из порта не северным фарватером, как им это предписывалось, а южным — подальше от зоны действия торпедоносцев, и не во второй половине дня, а с заходом солнца, чтобы к рассвету быть вне опасного района. Командир «Днепра»[170] капитан 3-го ранга Моргунов, кроме того, просил разрешения не включать его в общий конвой вместе с тихоходными транспортами, а используя большую скорость судна, выйти вместе с эсминцем «Смышленый» с наступлением темноты южным фарватером и на полном ходу проскочить за ночь подальше от опасной зоны. В этом был свой резон, так как «Днепр», значительно превосходивший по размерам остальные корабли и способный за один рейс перевозить 5–6 тыс. человек, неизбежно привлекал внимание вражеской авиации.

Однако к мнениям командиров в штабе не прислушались, и конвой покинул базу в точном соответствии с принятым планом. В сумерках, в 19 часов 20 минут юго-западнее мыса Утриш транспорт был атакован шестью торпедоносцами противника, атаковавшими на малой высоте с дистанции около 1000 м. Заградительный огонь эсминца в таких условиях оказался неэффективным. Командир корабля Моргунов на полном ходу сумел уклониться от 5 торпед, но последняя попала прямо в среднюю часть транспорта. Через 10 минут «Днепр», получивший тяжелые повреждения, ушел под воду. Тральщик «Якорь» подобрал из воды 163 человека. При взрыве торпеды на транспорте погибло 40 моряков, в числе которых оказались командир корабля Моргунов и комиссар корабля Бубличенко.

4 сентября в Одессу впервые пришел эсминец «Бойкий», доставивший в Одессу 50 пулеметов, 500 автоматов и отряд моряков-добровольцев — целое богатство по меркам испытывавшей значительные трудности с оружием и людьми Приморской армии.

Командир корабля капитан-лейтенант Годлевский, ставший впоследствии одним из самых опытных и заслуженных командиров эсминцев на Черноморском флоте, на тот момент еще не имел достаточного опыта боевых действий. Эсминец подошел к Одессе уже после восхода солнца, был обнаружен румынскими батареями, вызвавшими авиацию, и в итоге попал еще на фарватере и под обстрел, и под бомбежку авиации.

После этого штаб базы устроил эсминцу придирчивую проверку, но ничего кроме мелких недостатков не обнаружил и допустил к ведению огня. Годлевский направил корпост под командованием лейтенанта Беленького в район межлиманья и вскоре доложил в штаб базы: «Мой корпост с фронта вызывает меня для ведения огня в поддержку Осипова».

Однако получить разрешение выйти на позицию эсминцу не позволили совершенно неожиданные трудности. В штаб базы поступила радиограмма командующего флотом вице-адмирала Октябрьского, адресованная командиру базы Кулишову и — в копии — начальнику ООР Жукову, выдержанная в довольно резких тонах. В радиограмме говорилось, что нельзя превращать корабельную артиллерию в полковую и ставить ей задачи по поддержке пехоты.

Сам факт получения подобной радиограммы скорей всего был связан с персональной ответственностью командующего за новые корабли, которую несли перед Ставкой командующие всеми флотами.

Поэтому современные корабли использовались крайне ограниченно и с большими предосторожностями, любой их ввод в бой всегда тщательно обосновывался.

Вопреки сложившейся практике радиограмма не была подписана ЧВС Черноморского флота Кулаковым и косвенно противоречила решению Военного совета флота биться за Одессу до последнего снаряда. Пока работники штаба базы разбирались во всех этих нюансах и решали, с кем следует связаться для решения подобного вопроса, в штаб базы неожиданно позвонил командующий ООР контр-адмирал Жуков и поинтересовался: «Почему „Бойкий“ отстаивается в гавани?», на что услышал следующий ответ заместителя начальника штаба базы:

«У меня на руках только что полученная радиограмма комфлота на Ваше имя, содержание которой исключает разговор на эту тему», после чего был немедленно вызван в штаб ООР вместе с радиограммой.

Прочитав радиограмму, Жуков не стал принимать по ней какого-либо решения, а передал ее для ознакомления находившемуся в это время в Одессе заместителю наркома ВМФ вице-адмиралу Левченко. Левченко оставил в силе распоряжение о поддержке пехоты, пояснив, что решение об использовании кораблей эскадры ЧФ, придаваемых базе, по-прежнему остается в компетенции ее командования и заодно приказал вынести выговор начальнику штаба базы, усмотрев в его действиях по выполнению приказа командующего флотом превышение власти.

Пока высокое начальство решало, что делать с радиограммой командующего флотом, командир «Бойкого» Годлевский по собственному почину делал все от него зависящее, чтобы сэкономить время после получения разрешения на открытие огня. Связавшись по телефону с корпостом, он запросил координаты цели и приказал приготовить расчетные данные для открытия огня от Воронцовского маяка.