Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А имя свое он назвал?
— Нет. Но ваше отбарабанил без запинки. Похоже, какой-то ваш знакомый.
— Дьявол! — Бомелиус раздраженно отставил в сторону склянку с порошком и потушил жировой светильник, который подогревал в колбе жидкость синего цвета. — Наверное, очередной болван, которому не терпится узнать свою судьбу. Мне к завтрашнему дню по заказу одного боярина нужно приготовить афродизиак[128], работы непочатый край, и когда теперь прикажете доводить дело до конца? Ладно, зови…
Зайдя в лабораторию, иностранец тут же отступил в тень; подождав, пока закроется дверь за Вороном, он сказал на чистейшем английском языке:
— Здравствуйте, дорогой Бомелиус! Чертовски рад вас видеть.
Разверзнись сейчас перед лекарем пол, то и тогда Элизиус испугался бы гораздо меньше, чем после слов своего незваного гостя. Ему вдруг почудился призрак Тауэра, и в лаборатории словно повеяло запахом сырой тюремной камеры.
— Ваша светлость?! — воскликнул он.
— Тише! — зашипел на него гость. — С вашего позволения, к вам явился с визитом немецкий купец Ян Гануш. Прошу любить и жаловать.
— Немецкий купец… Да-да, конечно…
На Бомелиуса жалко было смотреть. Он едва держался на ногах. В Московию собственной персоной, притом инкогнито, пожаловал начальник тайной королевской службы сэр Френсис Уолсингем!
В длинном плаще, подбитом мехом, из-под которого виднелся кафтан немецкого покроя, чисто выбритый — до синевы на щеках, Уолсингем был похож на кого угодно, только не на члена Тайного совета королевы Елизаветы I. Куда и девалась его слегка рыжеватая холеная бородка клинышком и аккуратно завитые усы.
Заметив состояние своего агента, Уолсингем милостиво разрешил:
— Садитесь, Бомелиус. Как это говорят русские — в ногах правды нет. — Эту фразу он произнес на языке московитов, сильно коверкая слова. — Да, да, я знаю, мой русский оставляет желать лучшего. Что ж, нужно учить. Руссия входит в силу и вскоре станет на европейской арене весьма заметным игроком. Не так ли, Бомелиус?
— Царь Иоанн Васильевич — сильная личность, — охотно и с облегчением согласился лекарь. — Три года назад он разгромил очень большое войско крымского хана Девлет-Гирея, который годом ранее сжег Москву.
— Это нам известно… благодаря вашим донесениям. Кажется, хан вел на Московию 120 тысяч своих воинов?
— Да, сэр. 80 тысяч крымчаков и ногайцев, больше 30 тысяч турок и около 10 тысяч турецких янычар. А под рукой воеводы московитов князя Михаила Ивановича Воротынского[129]было всего 60 тысяч войска. И при этом крымчаки были разбиты наголову. Спаслись очень немногие.
— Удивительно! Девлет-Гирею не помогли даже хорошо обученные — не то что варварские орды ногайцев — войска Османской империи. А ведь и Речь Посполита была на стороне крымского хана…
— Все верно, сэр. Поляки прислали несколько отрядов запорожских казаков, своих подданных… их численность мне неизвестна.
— Иоанн Васильевич обратил на это внимание?
— Обратил. Но промолчал, что удивительно.
Френсис Уолсингем скептически хмыкнул и сказал:
— Насколько мне известно, у него есть веская причина не замечать враждебных действий Речи Посполитой против Московии…
— Да, сэр, в какой-то мере так оно и есть. Трон Речи Посполитой пуст, так как Генрих Анжуйский сбежал обратно в свою Францию, — согласно кивнул Бомелиус; но тут же вкрадчиво продолжил: — Однако создается такое впечатление, что Иоанн Васильевич, который соперничал с Генрихом Валуа за престол Ягеллонов[130], не горит большим желанием занять место беглеца. Не знаю, получили ли вы мое донесение о том, что в феврале 1573 года в Новгород тайно приезжал литовский посол Михаил Гарабурда…
— Получил. Но оно было чересчур кратким, а мне нужно знать детали.
— Извините, сэр, но я не мог писать пространно. Уж больно человек, с которым я послал свою цидулку, был ненадежен. Мне так показалось…
— Оказывается, вы очень проницательный человек, Бомелиус, — улыбнулся Уолсингем. — Этот мерзавец уже сидит в Тауэре. Курьер был слугой двух господ — работал и на французов. К счастью, скопировать ваше донесение для французского посла Монлюка, агентом которого он являлся, курьер не успел. Так что там с Гарабурдой?
— Литва хочет отделиться от Польши. И просит на престол царя Московии. Гарабурда сказал, что шляхетство белорусское склонно к тому, чтобы Иоанн Васильевич, как православный государь, единоверец, возглавил Великое княжество Литовское. Это вы знаете и это все, что мне удалось выведать, когда я писал вам свое срочное донесение. Но позже мне стало известно условие, при котором Иоанн Васильевич может стать королем Литвы. А оно было таким: царь Московии должен отдать Литве несколько волостей, в том числе Смоленск, Полоцк, Усвяты и Озерище. Иоанн Васильевич с этим не согласился. Он ответил: «Я не девица, чтоб давать за мной приданое». Гарабурда уехал из Новгорода ни с чем.
— И тем не менее, после бегства Генриха Анжуйского московит вполне способен занять престол Речи Посполитой, — хмуро сказал Уолсингем. — Сейчас уже не идет речь об отделении Литвы от Польши. Значит, царь Московии может объединить под своим крылом три сильных государства. Что для Англии не просто нежелательно, а очень опасно.
— Истинно так, — подтвердил Бомелиус.
— Открою вам небольшой секрет. Мы перехватили донесение в Рим папского нунция[131]в Польше. Он пишет, что только польские вельможи не хотят московского царя. Народ же показывает к нему расположение. Московского государя желает все мелкое дворянство, как польское, так и литовское, в надежде через избрание Иоанна Васильевича высвободиться из-под власти вельмож.