Господи, ведь он хотел всего лишь припугнуть этого типа, а тот возьми да и помри. С перепугу, в конечном счете. Тут ему надо бы сразу кому-нибудь позвонить, Жану, Матису или Эрику, бывшему блуждающему полузащитнику, десятому номеру, у которого всегда хорошие идеи, или Тьери, его кузену, который торгует сельскохозяйственным инвентарем, или Джоссу, англичанину, или Барда́, бывшему учителю французского, если бы они были в пределах досягаемости, он мог бы с ними поговорить. Но что бы он им сказал? «Я оставил одного типа на земле, хотел его всего лишь припугнуть, но поднимать не стал…»? Наверняка ему пришлось бы все объяснять с самого начала, вот так, по телефону, и это ему-то, кто отродясь никому не звонил. Уж он-то знал, что никто из них не дал бы ему упасть, ни один не подумал бы плохого, вот только они все сказали бы одно: «Ты сделал глупость». Но когда такие глупости вдобавок хранят про себя, это не слишком хороший знак.

Сегодня утром у нее все болело, собственное тело требовало от нее не вставать. Сразу после приезда Ричардовых родителей Аврору свалил жуткий грипп, и она два дня провалялась в постели с высоченной температурой, не имея сил даже привстать, чтобы почитать или посмотреть телевизор, ее изнуряло все. Вот уже долгие годы она не лежала пластом два дня подряд, так чтобы ни встать, ни поесть.

Почувствовав первые симптомы, она покопалась в Интернете в поисках чудодейственного средства и нашла десятки волшебных рецептов, впрочем, это был даже перебор. Там каждый раз говорилось, что праздники благоприятны для обострения эпидемий, но не из-за внезапной свирепости вирусов, а из-за социологической реальности, потому все эти семьи, которые оказываются в ближайших окрестностях, передают заразу друг другу.

В этот раз праздники напрягали ее больше, чем когда-либо: через неделю, на Новый год, им предстояло поехать к ее родителям, правда к тому времени родители Ричарда уже уедут. Но, прежде чем вернуться в Штаты, они собирались завернуть в Италию, к одной из сестер отца. А в Париже их приходилось постоянно повсюду сопровождать, тем более что они не говорили по-французски.

Ей было невыносимо ничего не делать, но у нее не было выбора: стоило ей встать, как начинала кружиться голова. Она протянула руку к прикроватной тумбочке, хотела посмотреть на метеосайте, долго ли продержатся холода, но из-за головокружения снова упала на подушку. Единственное преимущество тут состояло в том, что они все ушли, оставив ее одну. Ричард занимался своими родителями, как посол, принимающий важных особ, он всякий раз старался показать им, до какой степени фееричен Париж и до какой степени его собственная жизнь лучезарна и успешна. Без сомнения, он испытывал чувство вины из-за того, что живет так далеко от них, в каждый из их приездов все брал в свои руки, составляя им целую программу. А поскольку он обещал отвезти их всех в «Диснейленд Отель», чтобы обновить свой VIP-пропуск, то они уехали, чтобы провести там два дня в Cinderella Suite, целых два дня в этом мире фальшивых волшебных замков. Благодаря Ричарду сегодня вечером они будут присутствовать на церемонии зажигания рождественской елки и на фестивале огней, детей восхищала эта перспектива, участвовать в пресловутой феерии, но, по крайней мере, Аврора от этого была избавлена.

Гораздо больше ее тревожило то, что ее компания будет закрыта на две недели, хотя обычно они закрывались только между Рождеством и Новым годом. Что не избавляло ее от мыслей о следующей коллекции. С ней вообще такое случалось впервые, у нее уже не было никакого представления о будущем, от нее ускользало все, и это причиняло ей боль. Когда она объявила коллективу, что ателье будет закрыто по меньшей мере на две недели, всех эта перспектива отдохнуть гораздо больше встревожила, чем обрадовала. Черные мысли по-прежнему лежавшей Авроры перемежались лишь провалами в сон, она беспрестанно думала о возможности вынужденно расстаться со своей маркой, поставить жирный крест на десяти годах работы. Продолжать работу с Фабианом и Кобзамом в качестве начальников она не сможет, ни за что не пойдет на то, чтобы исполнять распоряжения этих людей, потеряв всякую власть над решениями. А что касается варианта бросить все, оставить всех, и своих работников, и ателье, то это значило бы обречь себя на угрызения совести. Никакого решения не было. Единственное, что ей оставалось, это против своей воли положиться на Ричарда, доверить ему инициативу, чтобы он передал это дело адвокатам из конторы «Латман и Клири». Это лишь усугубляло ее болезнь, но, похоже, выбора у нее не было.

Около полудня она снова приняла «Фервекс», ей нравился запах этого порошка с ромовым привкусом, который сдерживал насморк. Каждая новая доза вызывала у нее странное головокружение, и все ее тело становилось ватным, словно под воздействием наркотика. Это отнимало всякое желание как сморкаться, так и размышлять. После второго «Фервекса» она стала обливаться потом, у нее было ощущение, будто ее куда-то сносит на надувном матрасе, но мало-помалу сонливость одержала верх и всякое беспокойство испарилось. В конечном счете этот грипп оказался идеальным средством убежать от действительности – она глубоко заснула.

Аврора проснулась в четырнадцать часов сорок две минуты, хотя могла бы поклясться, что проспала много часов. День выдался таким пасмурным, что казалось, будто на дворе ночь. На ее мобильнике, вибрацию которого она не слышала, высветилась целая серия непринятых звонков. Во-первых, звонили Сандрина и Айша, наверняка задавали себе целую кучу вопросов и были встревожены из-за этих слухов о предполагаемых покупателях компании, один только вид их имен пробудил у нее угрызения совести плохой начальницы, которые неотступно преследовали ее месяцами. В этом же списке имен она увидела также Ричарда, всего один звонок. Зато Фабиан значился целых пять раз, и это было очень странно. Пять звонков меньше чем за час. Три месяца он ей не отвечал, три месяца этот мерзавец делал все, чтобы избегать ее, а тут, едва только она свалилась с гриппом, обрывает ей телефон, причем в субботу, в первый день выходных. Она держала телефон в руке, неспособная понять, что ей делать, у нее не было никакого желания говорить с ним, по крайней мере никаких сил. Хуже всего, что он звонил со стационарного телефона компании, а это означало, что он на рабочем месте, у себя в кабинете. Фабиан один на работе в этот самый момент – да этот тип просто воплощенная злокозненность: достаточно ей было свалиться с температурой под сорок, как ему вдруг захотелось с ней поговорить!

Наверняка он хотел вывалить на нее все, полагая, что застал ее врасплох, но зачем звонить пять раз подряд за один час? Единственное, чего она хотела, это снова погрузиться в сон, все забыть до завтра. Откладывая телефон в сторону, она почувствовала, как он завибрировал характерной дрожью пришедшего сообщения. Это опять был Фабиан, на сей раз со своего мобильника: «С Кобзамом несчастный случай. Срочно нужен план Б!»

Внезапно все завертелось быстрее, температура, «Фервекс» и большой приступ паранойи удесятерили ее головную боль. Она уперлась локтями в матрас и закрыла глаза, чтобы сдержаться, не кувыркнуться прямо сейчас в черную яму. Хуже всего, что в ее голове, словно в бреду, проносились тысячи образов… Это означало, что ему уже известно, что она знает, известно, что бухгалтерша все ей рассказала, это верный знак того, что она, возможно, с самого начала была их сообщницей. Хотя, разумеется, главным во всем этом было «несчастный случай», это прорезало тишину ужасным предчувствием – с Кобзамом произошел несчастный случай… но какой, серьезный или нет, означало ли это, что он убился насмерть или всего лишь сломал себе лодыжку? Но если бы это была просто лодыжка, то разве заговорил бы он о том, что нужен запасной план? Неужели Кобзам мертв? Однако больше всего ее взбесила спесь Фабиана, его самомнение и гнусный цинизм, он ведь ни на секунду не усомнился, что она захочет с ним говорить, сначала месяцами мошенничал, занимался махинациями за ее спиной, а теперь вот как ни в чем не бывало звонит, чтобы обсудить с ней какой-то план Б, словно сам не пытался месяцами ее уничтожить… каким же подонком он стал! Ей перехватило дыхание. Она села на постели, держа смартфон в руке, загипнотизированная этим посланием, которое гасло вместе с экраном, и тогда она кончиком указательного пальца вновь оживляла его, и оно снова возникало, но она видела только «несчастный случай». Наконец она все-таки ответила, ограничившись фразой: «Что за несчастный случай?» И, отправив это сообщение почти против своей воли, вдруг вздрогнула, заранее пошатнулась, ожидая ответа, взмолилась, чтобы ее сразу же успокоили. Дескать, там всего лишь приключилась неприятность, скутер или лыжи, например, чтобы мгновенно развеять охватившие ее ужасные предчувствия уголовного свойства, в которых ей виделся тяжелый взгляд стискивающего челюсти Людовика, его лицо – лицо человека, подавлявшего в себе всякую человечность, и исходившее от него впечатление варварства. Но ответ все не приходил, Фабиан не отзывался. Что за идиот. Каждая секунда длилась минуты, это было нескончаемо, хотя ей нужно было знать, это обжигало ее нетерпением…