— Тихо! — зашипела я, предупреждая возможные вопли неосторожной Киры. — Это я. Где они тебя поймали?

— У посольства. Я только успела получить паспорта. Мы с ребятами пытались тебя найти. Я решила, что ни посольству, ни полиции незачем знать, что происходит, поэтому хотели сами. В общем, выхожу я с новыми паспортами, мужики сидят в машине, курят. К ним подходит полицейский, спрашивает документы. Я открыла свой, смотрю, как дура, как будто другого времени нет. Вдруг меня хватают и увозят. Мужики, по-моему, ничего и не поняли. А когда поняли, было уже поздно. А мы где?

— Где, где! Там же, где и были, вернее, у тех же, — злобно зашипела я. — Хватит базарить, давай вылезай, будем сматываться.

Кира послушно протиснулась в окно. Надо сказать, это ей удалось гораздо легче, чем мне.

Немного постояв на карнизе и собравшись с силами, мы спрыгнули. Второй этаж был довольно высокий, и мы чудом не переломали себе ноги. Я успела сгруппироваться: уроки Катусы не прошли даром. Кира угодила в небольшой куст олеандра, растущий под окном. Раздались негромкий треск и сдавленные проклятия в адрес арабов, террористов, чертовых кустов и всей Северной Африки. Кира высунулась, ухватилась за мою протянутую руку и со стоном вылезла из куста.

Теперь надо было думать, как преодолеть высоченный гладкий забор. И тут меня ослепил такой яркий свет, что проблема забора отпала сама собой. Откуда-то появились те же молчаливые молодцы, взяли нас под белы рученьки и растолкали по комнатам.

Утром Катуса ни словом не обмолвилась о случившемся, и я еще раз поразилась ее выдержке. Только покидая мою комнату, она, обернувшись, бросила:

— Даже и не думай об этом. Завтра вылетаем. Твоя подруга останется здесь. Как только выполнишь задание, она со своим новым паспортом вернется домой. — Катуса помолчала и добавила: — К мамочке.

По дороге в аэропорт мы молчали. Катуса в одежде добропорядочной арабской дамы и платке выглядела непривычно. С моей точки зрения, камуфляж и солдатские ботинки шли ей гораздо больше. В аэропорту царил привычный разноязыкий гул. До меня долетали вперемешку итальянские, немецкие, английские, русские слова. Я с завистью смотрела на загорелую и веселую очередь русских туристов, вылетающих в Москву рейсом Аэрофлота. Мужчины радостно обсуждали, какую выпивку они сейчас купят в магазине «Дьюти фри», чтобы лететь было не так страшно. Хотя по их физиономиям вовсе не было заметно, что им страшно.

Навстречу попались белокожие, только что прибывшие русские. Они растерянно оглядывались в поисках гида с табличкой нужной турфирмы. Катуса была занята заполнением карточек, причем она решила сделать это за двоих, не слишком мне доверяя. Я быстро подошла к ближайшему туристу и спросила:

— В Сусс?

— Ага, — закивал мужчина. — Не знаете, хорошо там? А то одни говорят — только Хаммамет, другие — только Сусс, Хаммамет, мол, скучища.

— Хорошо, хорошо, — перебила я его. — Умоляю, зайдите в отель «Эль Муради Палас»…

— Ой, а я туда и еду! — обрадовался мужчина.

— Тем лучше! Найдете Вову и Василия, они немного тянут на братков. Скажите, Кира в Карфагене, особняк за самым высоким в округе белым забором. Пусть выручают, но будут осторожны, там охрана. Запомнили? — уже в панике спросила я, глядя на приближающуюся Катусу. — Повторите!

— Кира в Карфагене, особняк с высоким белым забором… — ошалело повторил турист.

— О чем беседуете? — спокойно, но с угрозой спросила подошедшая Катуса.

— Он почему-то решил, что я из турфирмы.

Катуса внимательно посмотрела на меня:

— Идем на регистрацию.

В Лондоне мы поселились в квартале, который облюбовали выходцы из Азии и Африки. Приметная в Европе восточная внешность здесь не бросалась в глаза. Вокруг было полно арабских ресторанчиков с вывесками, написанными замысловатой вязью, в определенные часы доносились заунывные крики муэдзинов, зазывающих правоверных на молитву, в воздухе витал запах специй, кофе и дыма кальянов, совсем как в Каире, Бейруте или Триполи. Женщины были в платках и длинных темных платьях, окруженные выводками детишек. Я не очень понимала, зачем надо уезжать в Европу, в Лондон, чтобы жить так же, как их родители.

Мы заняли квартиру с двумя спальнями и крошечной кухней. Впрочем, никто из нас готовить не собирался. Катуса была напряжена, ее состояние передавалось мне, я не могла сосредоточиться, бесконечно прокручивая в голове возможные варианты развития событий. Меня собирались использовать, а потом скорее всего убрать. Вот на этом завершающем этапе операции мне надо было что-то предпринять. И еще одно: Кира. Я только могла надеяться, что крепкие русские парни не бросят ее в особняке за высоченным белым забором. Ах, Кира, сколько раз за последние два месяца ты побывала в заложниках?!

Катуса постоянно вела переговоры по телефону. Как я ни старалась, расслышать что-либо я не могла. От нашей былой доверительности, установившейся в лагере, не осталось и следа. Еще бы, с тех пор я совершила побег и еще попытку побега. Я чувствовала себя оружием, крепко зажатым в ее сухих цепких руках. В детали предстоящей операции меня не посвящали.

Ежедневно она приносила ворох газет на арабском, которые издавались в Лондоне, внимательно перечитывала их и отчеркивала что-то в разделе объявлений. Затем заполняла бланки и отправляла с посыльным в редакцию. Как-то я заметила, что Катуса, видимо, оставшись недовольной сочиненным текстом, смяла бланк и в раздражении отбросила его. Пока она разговаривала по телефону, я прошла мимо стола и, кажется, незаметно подобрала смятую бумажку. Запершись в ванной, я прочитала: «Девушка, мусульманка, из хорошей семьи, получившая образование в Каирском университете, вернулась из длительного путешествия по Магрибу и ищет друзей и единомышленников».

Катуса продолжала разговаривать, когда я положила смятый комок на место.

На следующий день телефон не умолкал. Катуса вежливо отвечала, задавала несколько вопросов и клала трубку. Я так и не поняла, позвонил ли тот человек, ради которого она давала объявление.

Как оказалось, позвонил. Вечером Катуса усадила меня на диван, а сама устроилась напротив, в мягком большом кресле. Было заметно, что такая мебель для нее не слишком привычна. Она была очень мила и даже собственноручно сварила кофе, кажется, впервые за это время подойдя к плите. Крошечные чашечки стояли на низком журнальном столике, но я почему-то не решалась к ним прикоснуться. Было ясно, что предстоит серьезный разговор. Во рту пересохло, руки дрожали. Катуса была, как всегда, невозмутима, сдержанна и собранна, как большая кошка на охоте перед прыжком.

— Завтра ты встретишься с некими людьми, которых ты должна убедить в том, что тебе необходимо лично поговорить с принцем. Ты должна попасть к нему для беседы. Наши люди не знают, где он находится, у него очень серьезная и сильная охрана. Ты — единственный, человек, который может к нему проникнуть. Я дам тебе бумаги, кстати, настоящие, за которые они готовы на многое.