– Или погибают в лабиринте от жажды и голода.

Андрей уже стелил постель возле камина. Огонь был прикрыт от комнаты прозрачным экраном. Щелкнул выключатель. Гостиная погрузилась в полумрак. Стены освещали лишь вспышки пламени, на потолке заплясали тени. Маша повернулась к Ларину спиной, стянула майку через голову.

– Да, забыла тебе сказать. Мадам Радькова избавилась под давлением нового губернатора от всех своих активов, переведя их в живые деньги. Потеряла на этом половину состояния. Так что и она наказана. Не понимаю, почему Дугин тебе об этом не сказал – ведь он знает, что с женщинами ты не воюешь принципиально.

– В самом деле, странно. Но давай не будем больше о работе.

Маша обернулась через плечо. Ларин сосредоточенно занимался постелью – взбивал подушки.

– Где ванная комната, я знаю – на первом этаже.

Маша прошла полутемным коридором, прижимая к груди снятую майку. Кафель, нагретый за день солнцем, излучал тепло. За широким окном виднелся небольшой задний дворик. Цветы после заката потеряли свои цвета, весь мир за стеклом казался кадром из черно-белого кино.

Когда Маша вернулась в гостиную, то замерла, не понимая, что произошло. Одеяло на постели белело приподнятым краем, словно приглашало ее прилечь. Огонь в камине уже понемногу угасал, рдеющие угли рассыпались живописной горкой. Ларина в комнате не было, а весь дом дышал ночной тишиной.

– Андрей! – позвала женщина.

Никакого ответа. Маша присела на корточки и взяла с подушки бумажный листок. На нем размашисто было написано маркером:

«Да, он умеет моделировать ситуации. Извини и отдыхай».

– Черт! – вырвалось у Маши. – Почему я об этом не подумала? Расслабилась, дура... Впору покупать себе губозакаточную машинку.

Она уже знала, что искать Андрея в доме бесполезно.

– Отдыхай, – зло проговорила она. – Черта с два я буду отдыхать. Не случится по-твоему. Напарников не бросают!

Женщина наскоро собралась и сняла трубку телефона...

* * *

В международном аэропорту Барселоны, как всегда, было людно. У стоек и стеклянных кабинок выстраивались очереди туристов. Таможенник с бесстрастным лицом задавал дежурные вопросы, рассматривал багаж и его владелицу – Полину Радькову.

– ...ювелирные украшения, наличные деньги, предметы старины и искусства...

Полина отрицательно покачала головой и тронула цепочку на шее – из глубокого разреза выскользнула согретая между внушительных размеров грудей флешка, украшенная сияющими камешками.

– Бижутерия, – пояснила вдова губернатора.

Таможенник наметанным глазом тут же определил, что перед ним не драгоценные камни, а стразы от Сваровски.

– Ноутбук декларировать на ввоз надо? – поинтересовалась российская гостья.

– Не надо. Можете проходить, – отреагировал таможенник и занялся следующим пассажиром.

Полина Радькова шла по широкому проходу. Вокруг сияли витрины магазинов, бутиков. Женщина отражалась в стеклах. Полину не покидало чувство, что за ней следят. Так всегда случается с людьми, которые везут с собой что-нибудь ценное или недозволенное. Она плотней прижала локтем плоскую сумку с ноутбуком и вышла на улицу. Привычный пейзаж теперь воспринимался Радьковой иначе, чем всегда. Раньше ей приходилось наведываться в испанскую Каталонию, по большому счету, гостьей; теперь же она смотрела на страну, в которой ей предстояло жить. Ведь возвращаться в Россию Полина не собиралась. Пальмы, палящее солнце, но дышалось здесь легко – сказывалась близость Средиземного моря. Вроде рядом и большой город, однако в воздухе совсем не ощущался запах гари.

– Что ни делается, все к лучшему, – пробормотала женщина. – Сама я до этого никак не могла остановиться. Дела, дела... Не я управляла своими деньгами, это они крутили мной. А теперь можно и отдохнуть. Все позади.

Но почему-то от этой простой и справедливой мысли ей стало грустно и тревожно. Радькова глянула на скопище такси, на водителей, игравших в ожидании пассажиров в шахматы и кости. Вернулось чувство, что за ней следят. От него просто невозможно было избавиться. Женщина, уже забывшая, что такое общественный транспорт, не стала брать такси и взошла на эстакаду к электричкам. Когда она находилась среди людей, ощущала себя в безопасности.

В вагоне негромко играла классическая музыка. В мягких сиденьях дремали, переговаривались пассажиры. Поезд то влетал в тоннели, прорубленные в прибрежных горах, то вырывался из них и грохотал на консолях по самому краю пропасти, внизу которой виднелась одна из многочисленных бирюзовых бухточек. Иногда на воде можно было заметить рыбацкую лодку, иногда бесстыжую парочку отдыхающих, которым и дела не было до того, что они на пару секунд попадают в поле зрения пассажиров. Радькова пыталась поверить в то, что все это теперь должно стать для нее родным и близким, но не получалось. В ушах звучала чужая речь, которую она до сих пор не удосужилась выучить.

«Ничего, деньги что хочешь делают, – успокаивала себя Полина. – Это пусть они русский учат. Наших здесь много. Хотят на нас заработать, пусть по-нашему и чирикают. Буду я еще голову себе ломать».

Путешествовала Радькова налегке. Все необходимое имелось на вилле, вновь понадобившееся спокойно можно было купить. Экономить Полина не собиралась, как и заводить в Каталонии свой бизнес. Зачем? Детей нет. Средств, полученных благодаря высокому положению мужа, могло хватить даже при безумных тратах на пару веков. А оставлять наследство родственникам, живущим в деревне, было бы совсем глупо.

Наконец из динамиков прозвучало название следующей станции: «Виланова». Радькова пошла к выходу. Таксист, обычно промышлявший у вокзала в небольшом туристическом городке, тут же угадал богатую клиентку, услужливо распахнул дверцу. Его услугами Полина и воспользовалась. Машина выкатила на вторую линию, затем свернула в проулок, ведущий к променаду. Впереди блеснуло море. Вдоль пляжа высились виллы, принадлежавшие когда-то полковникам диктатора Франко. Правда, теперь большинство из них уже сменило своих хозяев. Закономерный для всего мира процесс. Молодые, зубастые отвоевывают свое место под солнцем и скупают у обнищавших наследников властителей прошлого их недвижимость, перестраивая дома и квартиры под свои вкусы.

Такси уехало. Полина постояла перед калиткой своей виллы. В сгущавшихся сумерках вспыхнули фонари. Газон был аккуратно скошен, кусты подстрижены. Приходящий садовник поддерживал идеальный порядок даже в отсутствие хозяев. На променаде иногда слышалась и русская речь, что грело вдове душу. Из сияющих открытых ресторанчиков и кафе долетала живая музыка.

Дом словно решил встретить хозяйку с шиком и великолепием. Сработали фотоэлементы. В бассейне включилась подсветка; темная, будто в омуте, вода тут же налилась ультрамарином. Ее пронизывали лучи, отраженные выложенными небесно-голубой смальтой стенками. Вдоль дорожек заискрились светлячками садовые торшеры.