Последнее, Ломов произнёс неприятным голосом, пародируя известного блогера, освещающего охотничьи квесты в дикой природе.

— Вы отследили похитителей до этой сосны и вернулись за нами? — почти с благодарностью, сказал Черов, — Решили, не дать нам умереть, если след уведёт далеко в чащу?

— Почти, — согласился ветеран, не желая раскрывать карты перед дилетантами.

— Вижу! — воскликнул Гизмо, опускаясь на корточки над раздавленной сухой веткой, — А почему сто килограмм?

— Это не масса конкретного человека. Людей было четверо. Они тащили носилки, на которых, скорее всего, лежали наши, как сказал лейтенант, потеряшки. Учитывая вес груза, рюкзаков и оружия, в среднем, каждый весил примерно столько. Один подволакивал ногу. Это, либо его застарелый физический дефект, либо человек был ранен. Причём, совсем недавно. Что наводит на неприятные мысли.

— Похоже, в глубине чащи водится медведь или стая волков. Кто-то одного покусал, зуб даю, — с видом бывалого охотника заявил Мельников.

— Или на них напали те же боевики, что позднее предприняли ещё две попытки устранить Манюню и Тимофея.

— Но почему тогда на носилках именно потеряшки, а не тот, кого ранили в ногу? — удивился Черов и тут же ответил сам, — Потому что Мария и Тимофей без сознания. Очнутся они позже, уже на опушке, потеряв память и не понимая, как там очутились.

— Верно, — подтвердил Ломов, — Судя по отпечатку подошвы, на носильщиках армейские или охотничьи ботинки. Отсюда, делаю вывод о наличии оружия и вещмешков.

Черова внезапно озарила догадка.

— Тогда получается, что ребят не пытались убить, а спасали. Хотели отнести подальше от места стычки с террористами и спрятать. Сами спасители вернулись к месту боя и… погибли?

— Фигня какая-то, — подытожил Гизмо.

— Согласен, — присоединился к панку Ломов, — Многое не вяжется. Например, куда делись носилки? Если, как ты полагаешь, они вернулись к месту стычки, то зачем забрали с собой переноски? Отбив атаку, они, наверняка, должны были транспортировать ребят в какое-то более безопасное место или ждать машину. Какой смысл таскать неудобную вещь туда-сюда?

— Может их на руках тащили? — попытался угадать Гизмо.

— А если предположить, — вошёл во вкус Черов, почувствовав себя в роли ищейки, — Что в бою участвовали все? Мария и Тимофей получили порцию какого-то газа или отравляющего вещества и их отнесли в тыл на плащ-палатках. Или на куске брезента. А потом вернулись, чтобы похоронить убитых.

— Нет, — категорически отказался от этих версии отставник, — Во-первых, у ребят брали анализы и в заключении не сказано о наличии остаточных следов боевых или отравляющих веществ.

— Верно, — вздохнул Черов, признавая ошибку.

— Во-вторых, я видел чёткие следы от опор штатных носилок. Те, кто занимался транспортировкой, пару раз отдыхали, опуская переноски на землю. Таким образом, получается, что ребят принесли на опушку с определённой целью и возвращаться за ними никто не собирался.

— Чё-то я ничего не понимаю, — сознался Гизмо.

— Аналогично, — вздохнул Черов и просительно посмотрел на бывшего военного.

— Вперёд! — скомандовал Ломов, убирая от глаз бинокль, — Раз уж вы слепые кутята, я иду первым. Держитесь на шаг сзади и с боку. Лейтенант — справа, Медуза Горгона — слева. Внимательно смотрим под ноги. Любое нарушение дёрна — стоп.

— Мина? — понимающе охнул Гизмо.

Отставник не ответил и направился вперёд, по, одному ему видимым, приметам.

На этот раз напряжение передалось всем и болтать уже не хотелось. Мельников и Черов буквально обнюхивали каждый шаг, надеясь увидеть что-то необычное. Желание выделиться и первым доложить о важной находке бывшему инструктору разведшколы, полностью поглотило сознание юных следопытов.

Прошёл ещё час, но ничего не происходило. Двигаясь с грацией грибников, выискивающих под каждой травинкой семейку неприметных маслят, парни не заметили, как вожак остановился. Ломову пришлось свистнуть, привлекая внимание, и, тут же, призвать жестом, опуститься на одно колено.

Оба парня замерли, растерянно озираясь по сторонам. Впереди, на сколько мог судить Черов, редко выбирающийся в лес, находилась поляна. Довольно внушительных размеров и правильной формы. Скорее всего, именно фигура правильного эллипса, насторожила Ломова.

Черов, сам не заметил, как предубеждение и злость на отставника, поглумившегося над ним в Михалях и здесь, сменились уважением и доверием. Хотелось не просто ждать от него отмашки, а блеснуть навыками матёрого сыскаря. Не зря же он, в юности, прочитал столько детективов.

— На промышленную вырубку не похоже, — прошептал Денис в сторону военного, — Нет подъездных путей. Не на плечах же, лесорубы таскали стволы.

Ломов прижал указательный палец к губам, а затем ткнул в середину поляны, где, выше кустов крушины и голубики, выпирал странный предмет, прямоугольной формы.

Его наличие совершенно не вписывалось в структуру соснового бора. Как, ранее, отставник говорил про запах дезодоранта, прямоугольник выглядел чуждым элементом для мирной поляны.

— Нам бы оружие не помешало, — донеслось со стороны Гизмо, — Я понимаю, что опытные сталкеры посылают вперёд отмычек, но мне что-то стрёмно. О чём думаешь, Дим Димыч?

Инструктор опустил бинокль и еле слышно выругался. Слова, которые произносил Ломов вперемешку с нецензурной бранью, звучали слишком странно. Походило, то ли на какой-то профессиональный сленг, то ли на попытку скрыть причину раздражения.

— Можно? — спросил Черов, протягивая руку за биноклем.

Отставник слегка замялся, но, в итоге, протянул лейтенанту прибор.

— Похоже на обычный платяной шкаф, — сообщил Денис своё мнение, — Двустворчатый, из массива, скорее всего, хвойных пород. На фанеру или ДСП не похоже. Крашен акриловой краской зелёного цвет. Краска давно не обновлялась, поблекла и, местами, растрескалась. Будь рядом жильё, я бы предположил, что перед нами обычный деревенский туалет. Точно, сортир! Откуда здесь взяться шкафу?

Гизмо, довольно ловко для панка, приблизился гусиным шагом и вырвал бинокль из рук товарища.

— Не, шкаф, — опроверг слова Дениса, — У бати такой гардероб в спальне. Только под морёный дуб и лакированный. Где ты видел деревенские туалеты с двумя кабинками?

— У дядьки в Масловке, — не растерялся