Выйдя на балкон, я посмотрела на звездное небои подумала о том, что Москва в очередной раз надо мной посмеялась. Она нетолько посмеялась — она помахала мне рукой. «Мол, проваливай отсюда, девочка».Не выдержав, я достала из холодильника начатую бутылку виски, которым иногдабаловался Дмитрий, и принялась пить прямо из горла. Я пила и думала о том, чтоесли бы Дмитрий мог пройти все суровые испытания вместе со мной, то из насмогла бы получиться хорошая пара. Но он не смог. Он ненавидел наш быт, моюкофту с рынка, мой шампунь, мою косметику. Иногда мне казалось, что онненавидел даже меня. Он был каким-то чужим, непонятным, далеким. До него нельзябыло достучаться. Он был родным только ночью, потому что все еще желал меня. Отвыпитого виски у меня поплыло перед глазами, и я полезла в тумбочку для того,чтобы достать оттуда таблетки. Я вдруг отчетливо поняла, что Димка уже невернется. Он никогда не вернется.

Я поняла, что уже не смогу вернуться домой ипосмотреть в глаза своей матери. Я поняла, что я не смогу жить как раньше. Мненечего от жизни ждать, не на что надеяться — впереди только серые будни. ЯПОНЯЛА, ЧТО НЕ МОГУ ВЕРНУТЬСЯ И ТЕМ БОЛЕЕ НЕ МОГУ ОСТАТЬСЯ ЗДЕСЬ. Москваподставила мне слишком много подножек, но этого ей показалось мало, и она сталабить меня лицом об асфальт. Она победила! Черт побери, она победила и указаламне мое настоящее место. Мои крепкие нервы сдали, и мое самообладание исчезло водночасье. У меня больше ничего нет. Высыпав на ладонь полпузырька таблеток, ясунула их в рот, запила виски и громко рассмеялась. Почувствовав, как сильнозаколотилось мое сердце, я собрала все, что у меня было в скудной аптечке и,проглотив, вновь запила виски.

Тут же подумав о том, что я должна умеретькрасивой, я распустила волосы и надела свое самое нарядное платье с выпускногошкольного вечера, не позабыв при этом про туфли на высоких каблуках. Заколовволосы заколкой в виде алой розы, я почувствовала тошноту и выпила виски.Чувствуя, что скоро уйду в бессознательное состояние, я допила бутылку виски и,выйдя на балкон, скинула ее вниз. Бутылка разбилась, а я рассмеялась пьянымсмехом.

— Вот и все, — проговорила я и чуть было неперевалилась через перила. — Вот и все!!!

Когда в дверь позвонили, я вдруг подумала отом, что бездушная Москва все же решила сделать мне последний подарок: передсмертью она захотела показать мне Димку, или, того лучше, она решила, что повсем законам мелодрамы получится более красиво, если я умру в его объятиях.

— Димка, иду! — громко крикнула я и, пытаясьпобороть тошноту, сильно покачиваясь, встала для того, чтобы открыть дверь. —Сейчас открою, если, конечно, дойду! Дима, ты только не уходи! Подожди, мнепросто тяжело идти! Я тебя люблю!!!

Я отпирала замки и чувствовала, как дрожат моируки и подкашиваются ноги. Никогда бы не подумала, что может быть настолькосложно открывать замок. Руки стали какими-то слабыми и почти не слушались меня.Слезы потекли по моим онемевшим щекам, и я прошептала:

— Димочка, я знала, что ты придешь. Я эточувствовала, Димочка… Проклятый замок!

Сделав последнее усилие, я все же смоглаоткрыть эту злосчастную дверь и, увидев перед собой мужчину, разговаривавшего сдедом в институте, со словами: «А где Дима?» — грохнулась на пол.

…С трудом открыв глаза, я посмотрела на белыестены и, облизав пересохшие и потрескавшиеся губы, тихо спросила:

— Где я?

— В больнице, — донесся до меня голосмедицинской сестры.

— Я жива?

— Тебе повезло: ты почти выкарабкалась.

— Я жить не хотела, мне не повезло.

— Ты осталась жива, и тебе придется с этимсмириться.

— Я плохо все помню.

— Близкие есть?

— Какие близкие?

— Я имею в виду, есть кто-то, кому можносообщить о том, что с тобой произошло?

— Есть, — с трудом произнесла я и назвалаДимин домашний телефон.

— Кого спросить?

— Спросите Диму.

— Еще кто-нибудь есть?

— Нет.

— Что, вообще больше никого нет?

— Нет. Я иногородняя.

К сожалению, Дашин телефон я не знала напамять, а листок с ее телефоном остался у меня в сумочке. Я подумала о том, чтоесли я останусь жива, то обязательно позвоню ей позже.

— Подумайте хорошенько.

— Больше нет никого.

— А этот Дима, он кто? Муж?

— Нет. Он любимый человек.

— Он отец будущего ребенка?

— Простите, что вы сказали? — Я хотела былоподнять голову, но, ощутив острую боль, тут же уронила ее на подушку.

— Я спросила, тот мужчина, которому мы будемзвонить, и есть отец вашего будущего ребенка?

— А я что, беременна?

— А вы разве не знаете? Уже три месяца. МолитеГоспода Бога, что все обошлось. Вы, вместо того чтобы себя на тот светотправить, чуть было ребеночка не погубили.

Повернув голову, я увидела капельницу иощутила, как по моим щекам потекли слезы. Весть о том, что я беременна,окончательно загнала меня в тупик. После того как мне сняли капельницу, япосмотрела на свою пожилую соседку по палате и попыталась сесть. Голова сильнозакружилась, и меня вновь затошнило.

— Эй, самоубийца, рано тебе еще вставать, —произнесла лежащая у окна женщина.

Не обращая на нее никакого внимания, я все жепосидела несколько секунд и легла.

— Некоторые женщины так сильно жить хотят, дастрашная болезнь эту самую жизнь забирает. А ты молодая, здоровая и так ссобственной жизнью расправилась. Если тебе ребенок не нужен, то аборт сделай.Зачем ждать до такого срока?

— Женщина, помолчите, а то мне и так плохо, —холодным голосом произнесла я и отвернулась лицом к стене.

— Плохо ей! А каково было бы твоим родителям,если бы они узнали, что их дочь на тот свет отправилась? Эх, выпороть бы тебяхорошенько.

— Меня любимый человек бросил, — проговорилая, глотая слезы.

— Ох велика беда!

— Велика. Вы когда-нибудь слышали слово«любовь»? Вы знаете, что это такое?