«Этот подъезд можно рекомендовать для съемок низкобюджетных фильмов ужасов. А что? Отличное место. Сваяют что-то наподобие «Ведьмы из Блэр», только назовут по-другому, например «Ужас в российской глубинке», — размышлял Забродов, поднимаясь по лестнице.

На некоторых этажах горели тусклые лампочки. Тошнотворным запахом тянуло из мусоропровода, словно там уже неделю застряли гнилые яблоки. Местами Забродов натыкался на аккуратно скрученные баранкой фекалии и морщился.

На девятом этаже, отдышавшись после стремительного марафона, Забродов прислушался, пытаясь уловить чутким ухом хоть малейший шорох. Но во всем подъезде стояла глубочайшая тишина, словно здесь никто уже давно не проживал.

Выждав для профилактики пару минут, Илларион начал колдовать над входным замком. Нижний кнопочный поддался в течение нескольких секунд. Раздался едва слышный щелчок. А с верхним пришлось повозиться. Действовал Забродов деликатно, опасаясь сломать отмычки и тем самым наследить.

«Кража со взломом, — мелькнуло у него в голове. — Сразу статья. Даже если воровать ничего не собирался, все равно впаяют. Вот уж где бы развернулся Сорокин со своими знаниями уголовного кодекса».

Когда последний замок поддался, Забродов осторожно извлек отмычку, спрятал ее в футляр, похожий на маникюрный набор, и положил его во внутренний карман куртки.

Он заблаговременно, чтобы не оставить отпечатков пальцев, надел черные кожаные перчатки и осторожно взялся за ручку двери, словно она была раскаленной. Опустив ее и слегка прижав, он открыл дверь.

В коридоре, как и во всей квартире, было темно. Забродов, закрыв за собой дверь без малейшего скрипа, скользнул на кухню. После чего проверил гостиную, спальню и санузел. Убедившись, что в квартире кроме него никого нет, он успокоился и мысленно еще раз пробежался по существенным пунктам своего плана.

«Все должно пройти гладко. У меня нет права на ошибку. Она может оказаться для меня фатальной. И тогда случится самое худшее. Орбели, убрав меня с авансцены, надавит на Короткова, и тот вернется под его покровительство, как одумавшийся блудный сын. Страшно представить, что произойдет, если Коротков станет президентом, а Орбели безнаказанно продолжит творить свои кровавые дела. Россия погрязнет в коррупции и убийствах. Армянская мафия, как паук из своей жертвы, высосет из нее все соки», — думал Забродов, все больше проникаясь мыслью, что от него зависит многое, если не все.

Долго ждать не пришлось. Забродов точно рассчитал время и буквально через полчаса услышал звук поворачиваемого ключа. Он напрягся, приготовившись к встрече дорогого гостя. Чтобы обойтись без эксцессов, Илларион спрятался на кухне за стенкой. Он отлично слышал, как хозяин квартиры снял обувь, положил на комод хрустящий пакет и, шаркая тапочками, направился то ли в туалет, то ли в ванную. Медлить больше было нельзя. Каждая секунда заминки могла обернуться поражением.

Забродов, совсем как в молодости, совершил отчаянный тигриный прыжок и повалил своего соперника на пол. Тот не сразу понял, что произошло, и отчаянно сучил ногами, безнадежно пытаясь вырваться из железного хвата Забродова.

— Забродов! Ты в своем уме? — хрипел Борынец, лежа плашмя на ковровом покрытии в новеньком дорогом костюме. — Костюм!

— Новый сошьешь в ателье, — заметил Забродов, чуть ослабив хватку. — Боюсь тебя придушить, Борынец. Шея тощая, как у курицы. Сдавлю посильнее, и, чего доброго, отдашь богу душу. А это событие мне ни к чему, ты мне еще нужен живым.

— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — Борынец, оклемавшись от испуга, судорожно закашлялся. — Это две статьи как минимум. Незаконное вторжение… насилие, опасное для жизни…

— Вот что, Борынец, — оптимистично перебил его Илларион. — Ты брось свои чекистские штучки. Меня этим не запугаешь. И ты это прекрасно знаешь. Я у тебя по другому делу. Извини, что без предупреждения, но тут есть свой резон. Ты человек по долгу службы пугливый и занятой, вот я и решил, что лучше всего с тобой встретиться без предупреждения.

— Шутник хренов, — зло сказал Борынец, пытаясь высвободиться из-под прижавшего его к полу Забродова. — Пусти! Больно же, блин!

— Ничего. Узнаешь, как закалялась сталь. Ты мне лучше вот что скажи… Да, кстати, будешь врать, тогда я покажу тебе, где раки зимуют. На такие вещи у меня чуйка отменно работает.

— О чем ты? Я не понимаю! У меня нет времени, чтобы тратить его на всякую ерунду и фантазии, — суетливо заговорил Борынец, перестав дергаться и, по всей видимости, смирившись с тем, что ему придется лежать на ковровом покрытии.

— Со мной твои игрища не пройдут. Может, с твоими информаторами и прокатят, но я не такой дурак, как они. Лучше расскажи мне, как давно ты висишь на крючке у Орбели?

От взгляда Иллариона не укрылось то немаловажное обстоятельство, что Борынец как-то сразу напрягся и побледнел лицом.

— Если ты потеряешь сознание, я сбрызну тебя водичкой. Не волнуйся и говори все как есть, если не хочешь, чтобы я показал тебе, как освежевывают туши.

— Чертов маньяк, — пробормотал Борынец.

— Я рад, что ты обо мне такого хорошего мнения. Но любезности оставим на потом, а сейчас говори по существу. Как Орбели поймал тебя в свой садок?

— У меня не было выбора. Я хотел спасти своего брата. Он погорел в одном казино. Он профессиональный шулер, и его поймали с поличным. Менты хотели его засадить за решетку, но я им подмазал и замял все дело… Потом все всплыло, и те доказательства, которые я считал уничтоженными, оказались у Орбели. Он до всего докопался. У него есть все материалы на меня и моего брата.

— Значит, под страхом того, что тебя и братца засадят на долгие годы в тюрьму, ты решил работать на Орбели.

— А что я еще мог сделать? Выбрать баланду и тюремные нары?

— Эх, Борынец! — устало вздохнул Забродов. — Тебе бы побольше мозгов и поменьше нездоровых амбиций, и все бы обошлось. Думаешь, я ничего не знаю о твоем бизнесе? Ты занимаешься вымогательством и все дела, которые тебе поручают, ведешь в одну калитку. Служба отечеству, долг перед гражданами — пустой звук для тебя. Доллары и евро — вот твои хозяева.

— Что ты знаешь о жизни, дервиш-философ! — взорвался Борынец, изменившись в лице. — Окопался на своей Грузинской в захламленной конуре с книгами и думаешь, что живешь! Нравоучительствуешь, морализатор хренов!

— Давай не будем переходить на личности. Я хоть человек и отходчивый, но все равно обидчивый. Раз могу перемкнуть по шейным позвонкам, потом никакой остеопат не поможет… Что требовал от тебя Орбели?

— Записи обысков, сбор компромата, финансовая отчетность… Как обычно, полный пакет, — ухмыльнулся Борынец.

— Он хотел, чтобы ты поглубже влип. Тут двойная выгода. Знают, что никуда не рыпнешься, потому что увяз по уши. Это тупиковый путь, Борынец. Так человеком никогда не станешь. Нужно исправляться.

— А у тебя есть какие-то варианты? Или только один-единственный — сгнить в тюрьме?