А хозяин должен регулярно оглядывать внимательным взглядом свои владения. Не завелась ли какая парша в возделываемом саду? Не случилось ли какой неприятности?

Извозчик уселся на облучок, свистнул лошади. Сани дёрнулись и заскользили по снегу. Ай-ай-ай, как нехорошо. Каждый знает, что сиятельный Налим не любит, когда его дёргают. Нужно придумать, как наказать этого извозчика. Дальше сани катились плавно, не нарушая спокойного течения мысли Налима. Извозчик сегодня ехал по Напольной — Замковой улице. Непривычный маршрут, зимой они чаще возят его через центр города, а не по окраинам. Налим, когда понял, что везут его по летней дороге, хотел возмутиться и потребовать, чтобы извозчик развернулся на привычный маршрут — зимой так быстрее. Летом, впрочем, тоже быстрее, но летом Налим не любил городских запахов и предпочитал проехать по окраинам. Однако сообразил слишком поздно, и теперь время в пути только увеличится, если они станут возвращаться, так что водяной промолчал. Отметку в памяти, правда, не забыл сделать, что наказание этому извозчику нужно устроить поунизительнее. Что-нибудь по-настоящему болезненное… наверное, лошадь должна сдохнуть. Будет знать, как нарушать привычный порядок.

Додумать мысль Налим не успел. Они как раз разъезжались с фурой, которая везла дюжину бочек с винного склада, когда у этой фуры отвалилось колесо. Бочки накренились и покатились прямо на него. На секунду Налим подумал, что сейчас его жизнь закончится. Он закрыл глаза от ужаса, но в следующий момент вместо удара почувствовал, что плывёт. В глазах защипало, Налим раскрыл их и понял, что его смыло волной вина из разбившееся бочки. Он катился по земле, в глазах мелькнули сани — лошадь, должно быть, понесла, но ему было не до того. Он ревел от пережитого ужаса и злости, барахтался в винно-снежной каше, пытаясь встать.

— Ктоооо⁈ Кто⁈ Всех уничтожу! Раздавлю! — голос сорвало. Налим ещё не успел встать, когда почувствовал, что начинает замерзать. Хладнокровное тело очень быстро расставалось с теплом, движения становились всё медленнее. Налим почувствовал, что мысли в голове становятся всё медленнее. Происходящее вокруг, наоборот, ускоряется, и он просто не успевает реагировать. Откуда-то появились десятки комоляв[1] обоего пола, поднялась суета. Налима подняли и понесли к винным складам, изредка задевая головой водяного какие-то неровности. Комолявы — невысокий народ, даже вдесятером тащить его им тяжело. Водяной уже почти ничего не соображал, но в какой-то момент, ему показалось, что он увидел неподалёку от складов знакомое лицо. Узнавание, как всегда при охлаждении, шло очень медленно, но через какое-то время он всё-таки вспомнил. Тот мальчишка-дурачок, что нацепил себе на палец княжеский перстень. Только сегодня он был одет как подённый рабочий, а в руках у него был какой-то инструмент…

Сознание вернулось рывком, практически сразу, как его занесли в тепло. Пара комоляв суетилась вокруг, снимая с него мокрую одежду.

— Эк вас угораздило, благородие! Прямо не повезло! — весело хохоча, радовалась одна из комоляв. — Ну, зато винишка нашего отведали! Ай, не знаю, как и вспомнить-то такое! Аж поплыл, как корабль по волнам!

Налим готов был рвать и метать. Мрази! Смеют смеяться над ним! А ему приходится терпеть. Комолявы клан не сильный, а всё одно тронуть их он пока не может.

— За сменной одеждой мне пошлите! И кто это сделал? Я требую примерно наказать!

— Наёмный какой-то, — пожал плечами ещё один местный. — Убёг, как только произошло, даже повозку бросил. Да и не виноват он, что так получилось — колесо у любого может опрокинуться. Эх, три бочки в минус! И хорошее вино, жалость какая! Вкусное хоть, ваше благородие? — Комолявы и не думали унывать. Весёлый народ, никогда не переживает, даже если серьёзные неприятности случаются. «Ничего, — думал Налим. — Дайте только время. Подождём, потерпим — я ничего не забываю. Вы мне за этот смех дорого заплатите!»

Отыграться не вышло даже на извозчике, который его вёз — того уж и след простыл, вместе с лошадью. Налиму пришлось задержаться на складе: пока послали за слугами, пока те привезли новую одежду, время и прошло. Всё это время вокруг сновали комолявы, и ничуть не стесняясь, обсуждали происшествие. Сомнений нет — уже через час по всему городу разнесут, во всех подробностях. Ещё и от себя добавят — вон как хохочут. Заливаются.

Этот час Налим едва вынес. Настроение, такое прекрасное и благостное сутра, было безнадёжно испорчено. И даже избиение слуг и нового извозчика не помогло — злость так и продолжала кипеть. Только запыхался, да пальцы на ноге отбил. Водяной остро хотел вернуться домой, но нельзя. Он должен быть невозмутим и непоколебим. Слухи поползут, непременно, этим ничтожествам только повод дай. А там, где смех, там страха меньше. Пусть хотя бы видят его монументальную, непоколебимую фигуру на обычном месте. Хоть так уменьшить последствия.

В Вороньем насесте ещё ничего не знали, удивились, правда, что он нынче припозднился. Налим заставил полового слизывать с пола обнаруженную на нём грязь, и только тогда немного успокоился. Двойная порция салата из раковых шеек и рябчиков ещё немного притушила гнев. Нервы слегка успокоились, и Налим продолжил поглощать блюда уже не так торопливо, вдумчиво. Неладное он почувствовал только через полчаса. В необъятном животе вдруг забурчало, застонало, забулькало. Такое бывает, тем более, на нервной почве, вот только бурление всё не прекращалось, и лишь продолжало усиливаться. Налим ещё минут пять размышлял, не подождать ли, пока пройдёт, но потом понял — время может быть упущено. Водяной рванул во дворик с совсем нехарактерной для себя поспешностью, на ходу толстой тушей свернул столик других гостей заведения. Слушать возмущённые вопли довелось только половому — сам Налим уже вынесся к уборной. Он, в своё время, специально заставил поставить в ней отдельную печь. Думал даже, не устроить ли уборную прямо в ресторане, но отказался от этой идеи. Большинство клановых себе такое устраивает, но он против. Все эти технические новинки лишь облегчают жизнь быдлу, которое всё равно не сможет заниматься иной работой. Золотари тоже принадлежат ему, вот пусть и работают, а он потерпит неудобства, лишь бы видеть, как эти грязные полукровки готовы искупаться в дерьме, лишь бы заработать копеечку.

Водяной ворвался в нужник, одним движением вышвырнул оттуда какого-то неудачника и с размаху плюхнулся на сиденье. В следующий момент он услышал треск, ахнул от ощущения короткого полёта и оказался по уши в холодном и дурно пахнущем.

Рёв, раздавшийся из уборной во дворе ресторана «Вороний насест», заставил пернатых обитательниц виселицы на площади заполошно взвиться в воздух — настолько неожиданно и громко это прозвучало. Налим не мог кричать что-то осмысленное. Это была квинтэссенция дикой, первобытной ярости и гнева, выплеснутая в пространство. В этот раз водяной не успел начать засыпать, и потому в полной мере смог проследить за процессом своего спасения. Над головой посветлело, — потом он понял, что сортир просто разобрали для удобства, — и на фоне неба появились обеспокоенные физиономии нескольких половых. А ещё — зеваки. И обеспокоенность начала сменяться едва сдерживаемым смехом. Впрочем, держались только те, кто оставался над ямой и любовался его бедственным положением. Через несколько минут к нему на верёвках спустили золотаря, который обвязал тушу водяного. Несмотря на то, что золотарь был тут же, рядом, и находился фактически в таком же положении, он тоже смеялся. Налим видел, как блестят от смеха глаза этого ничтожества. Даже он наплевал на его, Налима, величие. Даже он теперь видит в нём себе ровню. Налим очень, до дрожи в руках захотел утопить тварь. Здесь же. Так, чтобы пузыри вылезли на поверхности вонючей жижи. Нельзя. Слишком много народа наблюдает сверху. Его вытащили на свет, сразу же поместили в спешно притащенную откуда-то бочку, которую оперативно наполнили водой, изрядно разбавив её кипятком с кухни. Зеваки, насладившись зрелищем, и активно делясь между собой подробностями, уже начали постепенно расходиться. Лицо одного из этих зевак показалось ужасно знакомым. Кажется, он даже подмигнул несчастному Налиму озорным глазом. Не может быть! Неужели опять этот князёк? Или ему мерещится⁈

Ни о каком ресторане, конечно же, больше и речи не было. Он потребовал найти себе извозчика, чтобы немедленно отправил