сбрасывать всё с полок. Раздался звон бьющегося стекла, грохот и треск. Онегин вбежал в комнату, но было уже поздно: весь пол был усыпан осколками и обломками вещей, которые Карамазов столь тщательно собирал по всему миру в течение многих лет.

– Зачем ты это сделала? – тихо спросил Евгений.

– А мне плевать! Твоя квартира, разбирайся, мразь! – крикнула озверевшая девушка и выскочила в коридор. Она до последнего надеялась, что Женя побежит за ней, но Евгений молча взирал на масштаб разрушений в кабинете Ивана и пытался понять, как теперь быть.

– Чтоб ты сдох! И Мэл твоя! – крикнула Виолетта и выбежала, хлопнув дверью.

***

Родион проводил Чацкого и Муму на поезд в Москву и решил прогуляться от Московского вокзала до дома пешком. Спокойные прогулки стали для него большой редкостью, а свежий воздух был ему необходим. Он бродил по улицам города и представлял, как же здесь жила раньше Сонечка: какие маршруты для прогулок выбирала, в каких забегаловках останавливалась перекусить. Он очень скучал по девушке, но каждая найденная жемчужина приближала его к встрече с ней.

Вдруг Родион закашлялся. Боль сдавила грудь так сильно, что на глазах выступили слёзы. Его способности изнашивали его тело, и металлически-кровавый привкус во рту в очередной раз напомнил ему об этом. Раскольников провёл рукой по шее, на которой висело две вещи: ключ от чемодана с топором и нательный крест.

Крест напоминал Родиону об одной странной встрече, которая случилась с ним четыре года назад. Тогда, повинуясь какому-то неясному внутреннему порыву, Родион свернул во двор церкви Святого Михаила. На земле под деревом сидел молодой священник, а рядом с ним лежал небольшой туристический рюкзак. На вид пареньку было чуть за двадцать. Светлые короткие волосы, лёгкая небритость и удивительно добрый взгляд серо-голубых глаз. Казалось, он наслаждается каждым мгновением. Парень взглянул на Родиона.

– Ищете что-нибудь? – улыбнулся юноша.

Эта улыбка, полная внутренней теплоты и света, напомнила ему Сонечку.

– Всё никак не могу попасть в этот собор, – Родион оглядывался, всё ещё не понимая, что он здесь забыл.

– Да, он всё ещё на реконструкции. Надеюсь, когда я вернусь, его отреставрируют.

– А вы куда-то собираетесь? – с удивлением для самого себя спросил Родион.

– Да, – блондин вздохнул. – Есть важное дело. – А потом горько, но с той же грустной улыбкой добавил: – На моих руках кровь, и я не могу жить с этим грехом.

Сердце Родиона пропустило удар. Так легко говорить о чьей-то смерти? Или об убийстве? Незнакомому человеку… но, чем дольше Родион смотрел на священника, тем больше чувствовал в нём родственную душу.

– Я понимаю вас, отец…

– Алексей.

– А я Родион.

– Могу ли я попросить вас об одолжении, Родион?

Раскольников вопросительно посмотрел на священника.

– Посидите со мной на дорожку. Замените мне в этот час брата моего. Потому что мне очень-очень страшно.

Эта просьба настолько поразила Родиона, что он подошёл к дереву и сел рядом с юношей, не задавая лишних вопросов.

– Первый шаг делать всегда страшно, – кивнул Раскольников. – Но Бог посылает нам только те испытания, которые нам под силу.

– Мне казалось, я всегда понимал, чего Он хочет от меня, но теперь больше не понимаю. – Алексей печально улыбнулся. – Не думал, что придётся испытывать свою веру. А вы когда-нибудь испытывали свой дух?

– В этой жизни нет. Может быть, в другой. Но я раскаялся. Знаете, любовь… Только любовь помогает нам переродиться. Единственная сила, в которую я верю. Может быть, и вы обретёте её на пути и простите себя.

Алексей вздохнул.

– Нельзя служить людям и не любить их. В этом вы правы… Я люблю людей, люблю этот мир, люблю Бога, за то, что он всё это мне дал.

Родион вновь посмотрел на священника, и его сердце забилось быстрее. Эта манера говорить, этот ясный взгляд, какие-то черты точно напоминали покойную Мармеладову. Но как? Родион хотел спросить Алексея, но никак не мог найти нужных слов. Так они и сидели молча ещё какое-то время. А потом Алексей встал и накинул рюкзак. Родион поднялся следом.

– Что же, брат мой Родион, пора мне в путь. Смотрю я на тебя, и впрямь ты кажешься мне кем-то знакомым. А может, это просто солнце напекает голову мою…

– Ничего не бойся, Алексей, – проговорил Родион, понимая, что хотел сказать совсем не это. – И иди вперёд. Люби то, что будет окружать тебя, люби дорогу, и она тебя сбережёт.

– А вы, Родион, не спешите умирать. Живите, пожалуйста, живите изо всех сил. Чтобы не случилось!

Они крепко обнялись, а потом Алексей перекрестился перед воротами собора и вышел. Большая дорога начиналась с маленького шага. Когда Родион опомнился, он заметил на траве маленький крестик на порванной цепочке. Он схватил его, выбежал на улицу и помчался к метро, надеясь поспеть за Алексеем, но того нигде не было видно. Больше этого странного юношу Родион не видел. Его крестик он сохранил как напоминание о встрече.

Родион безумно хотел к Сонечке, но он знал, что должен прожить эту жизнь до конца и уйти в своё время. Во чтобы то ни стало.

***

Попытки петь на открытом воздухе без должной подготовки не прошли для Мэл даром: всю неделю девочка провалялась дома с ангиной. Она несколько раз писала Виолетте, но та отвечала сухо и односложно, что окончательно убедило Мэл в том, что Онегин не собирался расставаться с её подругой и времени на девочку у них обоих всё ещё не было.

Когда Мэл вернулась в школу, первым делом она попыталась узнать у Виолетты, с чем связаны игнор и обида, но девушка лишь отшутилась и предложила после уроков прогуляться.

После пятого урока Мэл и Виолетта вместе вышли из школы и направились во дворы. Каждый раз, когда Мэл проходила через двор, в котором она подралась с Ольгой и получила злополучную жемчужину, она горько улыбалась. Вот и сейчас Мэл задумалась о том, что, может быть, было бы лучше, если бы вся история выпала на долю Ольги, а не её, но из раздумий её в прямом и переносном смысле выдернули.

– Меньшикова, в сторону, – раздался знакомый голос.

Мэл обернулась. Главные школьные гопницы в количестве четырёх вышли из ближайшего подъезда. У Ольги в руках был белый пакет и телефон.

– Долго сидели в засаде? – с нервной усмешкой спросила Мэл.

– Полгода, – улыбнулась Ольга и указала пальцем на мочку уха, на которой красовался свежий шрам.

Мэл была удивлена, что Ольга решила отыграться столько времени спустя. Но сама Мэл в этот раз не собиралась