повезло, и Споки скатится на спине по лестнице до самой земли. Если же нет, тогда я подниму его ноги, и вытолкну их. Этот вариант спуска опасен тем, что ноги могут застрять между ступеньками. Тогда придется ронять лестницу, потом доставать Споукли из нее. Плюс, может быть много шума. Отец подумает, что я упал с чердака, и придет посмотреть, что произошло». По закону подлости, колени у трупа согнулись почти сразу. Он доехал до порога, уперся в него затылком, и прекратил свое движение. «Делать нечего, — пробормотал я. — Приступаем к варианту „Б“». Взялся руками за холодные щиколотки, от этого в животе что-то перевернулось, и поднял их как можно выше. Я толкал вперед, и вверх, направляя кроссовки в дверной проем. Потом, когда они выглянули наружу, и тело согнулось под прямым углом, перехватился пониже, под коленями. В тот момент, когда ноги почти полностью высунулись наружу, перехватился в последний раз, и с силой толкнул. Толчок оказался не настолько сильным, чтобы выбросить тело с чердака, но его хватило, чтобы оно вывалилось, и стукнувшись несколько раз о ступеньки, вяло сползло по лестнице.

Вышло, как нельзя лучше. Без шума, и осложнений. Я быстро выбрался наружу, закрыл дверь и спустился вниз, где меня ждало скрюченное тело Споукли. Осмотрелся, и убедившись в отсутствии зрителей, взялся за воротник его рубашки, и потащил через двор на огород. Хотя, если быть точным, через огород, в заросли орешника, растущие в самом конце участка. Огород в деревне это не дачный маленький надел. Это, по меньшей мере, метров пятьдесят земли в длину, и столько же в ширину. По краям обычно он усаживается кустарниками, а в середине, грядками с картошкой. Деревья растут на небольших островках, и соединены узкими тропинками. По одной их таких тропинок мне и предстояло теперь тащить Споки. Я держал воротник обеими руками, и согнувшись, пятился назад. Через пять минут пальцы стали неметь от холода, а ноги от усталости отказывались разгибаться. Пришлось делать передышку, во время которой я снова осмотрелся, и размял затекшие пальцы. Почувствовав, что снова готов к работе, продолжил движение в заданном направлении. Отдыхать еще потребовалось дважды, прежде Споукли достиг своего последнего места пребывания.

Под кустами оказалось небольшое углубление, что-то вроде микро оврага, куда тело легло практически идеально. Пришлось ноги только подогнуть, чтобы кроссовки не торчали. Я как можно быстрее собрал ворох опавшей листвы, помогая себе ногами. Сверху она была сухая, а та, что ближе к земле, уже успела промерзнуть, и отделялась целыми пластами. Руки окончательно окоченели, пальцы не слушались. Думая, что провел уже очень много времени за этим занятием, я решил, что достаточно хорошо скрыл следы преступления. После этого я отошел на несколько шагов в сторону, и посмотрел на свое творчество. Если только то, что я делал можно называть творчеством. Под большим раскидистым кустом орешника теперь был небольшой холмик. О том, что здесь что-то произошло говорило только отсутствие листвы вокруг холма. Однако я остался доволен общим видом, решив, что черную землю вскоре прикроет снег, и побежал к дому. Ведь мне еще предстояло найти пистолет на чердаке, а эта задача была ой какой не простой.

Бартеломью посмотрел на пустой пакет из-под груш. За рассказам он и не заметил, как умял их все.

— Вы его нашли? — нетерпеливо поинтересовался Бимен. — Свой пистолет?

— Знаешь, мне идти пора. На процедуры там на всякие, на уколы, — старик взглянул на часы. — Ого! Два часа гуляем с тобой! Меня уже в розыск объявили, наверное. Но, если ты, если хочешь услышать продолжение, еще столько же груш принеси.

— Понял! Не дурак! — пчеловод протянул для прощания руку. — Значит, до завтра?

— Хорошо. Буду ждать. — Улыбнулся Бартеломью и пожал ее.

15. Денис

Следующим днем, оставив пакет с грушами в своей тумбочке, стариквдвоем со своим гостем прогуливались по парку. Словно проигрыватель, который поставили на паузу, он продолжил рассказ, начатый вчера.

— От небольшой пробежки через огород до дома мои ноги и руки отогрелись, и я забравшись на самый верх лестницы, решил перевести дух. Открыл дверь, и сел на порог, высунув ноги наружу. В памяти всплыло ПЕРВОЕ, совершенное мной преступление. Тщательно спланированное, и реализованное.

Это произошло, когда мне было то ли шесть, то ли семь лет. Так же как и в любое другое лето, я отдыхал у бабушки в деревне. Не подумай, что тут какое-то особенное место, где в воздухе витает преступный вирус. Совсем нет, просто обстоятельства сложились таким образом. И моя личность взяла верх над законом и над моралью. Я поступил так, как поступает затравленный зверь. Отличие было только в том, что животное нападает сразу, если ему некуда отступать, а я ждал удобного момента. Тем самым превращаясь из дичи в охотника.

— Сын! Чего сидишь, мерзнешь? — раздался голос, который выдернул меня из воспоминаний. Отец стоял внизу, и держался за лестницу. Я так сильно задумался, что и не заметил как он подошел. Интересно, как долго он тут стоит, и смотрит на меня?

— Сейчас, иду, пап! — развернулся я, и хотел забраться снова на чердак.

— Эй, ты куда? Нам выезжать пора.

— Да я на секундочку, — начал было я уговаривать его немного задержаться, но потом обратил внимание на землю около лестницы. От того места, где стоял отец, и до калитки на огород должны были тянуться мои следы. Точнее, не столько мои, сколько Споукли. Когда я тянул его, кроссовки оставляли в земле две хорошо различимые бороздки. Сейчас их не было. Я посмотрел на свои руки. Замерзшие пальцы оказались чистыми, а вовсе не в прелой листве и земле. Это могло означать только одно. Все, что мне пришлось пережить десять минут назад всего лишь выдумка. Никого я не тащил через огород, задыхаясь от зловония, и никого не закапывал в опавшую листву. Я просто представил, что было бы окажись пистолет настоящим. И на что я готов пойти, чтобы скрыть следы своего преступления. Получается, что никакого трупа на сеновале не было. А значит, и пистолета там нет. Поиски бессмысленны. Я закрыл чердак на щеколду, и спустился к отцу.

— Прошу, вас сэр! — и он жестом предложил пройти в дом.

— Да, Беримор, — я едва заметно кивнул.

Отец покачал головой, как бы говоря: «Эх, Бартеломью!», и взяв лестницу, понес ее в сарай.

Мы попрощались с бабушкой, я вернул пропавшую телогрейку, потом мы сели в автомобиль, и поехали обратно. В этот раз я не был склонен вести беседу.

Пока за окном пролетал знакомый пейзаж, я погружался все глубже