Покраснела Льот так, что даже в темноте видно стало. А тут и сынок голос подал, проснулся, закряхтел. Ахнула мать молодая, рванулась, да отец быстрее оказался, выхватил мальчишку из колыбели, деве подал. Ещё раз, уже лишний, убедился, что его то ребёнок. Потому что сразу ощутил родство своё и общность души с младенцем…

Уже темнеть начало, когда въехал на подворье Свена вместе с Льот, сидящей впереди него, и с ребёнком. Норт глянул на них да рот открыл от изумления, только в затылке почесал. А парень с коня спрыгнул, поклонился ему:

– У супруги моей родителей нет, как я знаю. Будь ей посажёным отцом, старшина.

Тот помолчал-помолчал, потом рукой воздух рубанул:

– Значит, вот кто отец ребёнка её? То-то гляжу – глаза у вас одинаковые… Забираешь их?

Кивнул парень:

– Забираю.

Покряхтел старшина, потом пробурчал:

– Свадьбу где играть будете?

– В Славграде. Родня у меня там да дом. Приезжай в гости. Всегда рады будем. Спросишь Дара Соколова в Приказе тайном – покажут дорогу.

Кивнул бывший викинг, а ныне рыбак знаменитый, расплылся в улыбке:

– Счастья вам да деток побольше, совет да любовь, словом…

Почивать их на этот раз положили в горнице второго этажа. Вместе. Без вопросов. Ну а утром все четверо, вместе с Марком, загрузились на двулодник купеческий да двинулись в Славград. В пути, естественно, не до утех любовных было. А как пристал корабль к Торжку Старому, Дар на подворье княжье двинулся вместе с семьёй. Подивилась Льот хоромам роскошным – она в других местах, кроме Нордлинга, и не бывала-то нигде… Потом на повозку посадил всех, да в путь тронулись. На колёсах – не на коне горячем. Да и куда матери с младенцем грудным вскачь нестись? А тут едешь себе неспешно по ровной, вымощенной тёсаным камнем дороге, чуть поскрипывают колёса на оси, похрапывают лошади изредка. На станциях можно и в баню сходить, и горячего поесть, и лекари там имеются, словом, что надо, то и найдёшь. Пелёнки чистые кончились? А в дороге не постираться? Покупай ткань мягкую в лавке любой. Чего-то особо вкусного захотелось? Продавцов навалом. А Льот так на людей смотрела – ей всё интересно! Почитай, новый мир открывала! И меднокожие, и инки, славы чистые и смешанных кровей, и иннуиты, и даже луры. Настоящий котёл, в котором народ новый выковывается, единый.

Приблизились к Славграду, молодая мама рот открыла от изумления: не видала она подобной красоты в жизни, раскинулся град величественный, куда взгляд ни брось. На самой вершине, на холме огромном, – детинец, где князь со своей супругой живёт, Троицей Жизни благословлённые. Смотрит дева по сторонам широко распахнутыми глазами, а Дару весело: что-то она скажет, когда узнает, чьей женой стала. Пусть пока и не водимой. Но скоро уже законной.

Взъехала повозка к детинцу, заволновалась норвежка, заёрзала… В открытые ворота втащила возок пара гнедая, стала. Гридни Дару приветствие воинское отдали, кулаками себя в грудь, закованную в сталь, грохнув. Спрыгнул парень с облучка, помог Льот на землю сойти, сына принял. Знахарка к нему прижалась испуганно – поняла, куда попала. А он её за руку взял, повёл. Та молчит, но дрожать начинает… Прошли по лестницам, поднялись на этаж второй, вновь по переходам и коридорам. Сынок спит крепко на руках отцовых.

Двери открыл в покои – ахнула знахарка. А парень младенца в колыбель, что уже дожидается, бережно уложил, тот и не проснулся. Обернулся к застывшей неподвижно жене:

– Чего ты? Вот наш дом новый. Здесь теперь жить будем. Привыкай.

А она смотрит на него в упор своими глазами на половину лица, губы в ниточку зло сжались:

– Кто ты, Дар Соколов? Ответь честно.

– Брат он мой, младший, – раздался сзади голос Добрыни. Стоит он у входа в покои, рядом – Ольмо с сынком своим на руках.

Обернулась на голос незнакомый знахарка, да вздрогнула. И… инка тоже…

– А… вы?

– А вот меня зовут, из рода Свандербергов. Простая я женщина подлого сословия. Ничего не знаю, ничего не умею.

Да тут Ольмо вперёд вышла, посмотрела на родственницу новоиспечённую, потом на деверя, качнула головой красоты невиданной, восхищённо языком цокнул а:

– Удивил ты меня, младший брат моего мужа. Ой как удивил. Как нашёл ты жемчужину такую редкую?

Улыбнулся Дар:

– Да не я. То она меня выбрала. Ну а я об этом не жалею.

– И не пожалеешь… – И ласково улыбнулась своей новой родственнице.

Льот взглянула на княгиню, замотала отчего-то головой, потом взмолилась, скрестив руки на груди:

– Кто вы?! Я вас не вижу!

– Князь он наш. Добрыня. А это – супруга его, Ольмо. И сын их, Кондор.

– А ты…

– Младший он. Дар Соколов, Льот.

Шагнули вперёд князь вместе с супругой, обняли девушку оба:

– Добро пожаловать в род, Льот.

Вот и пять лет пролетело, как один день. Империя объединённая растёт и процветает. Народ в ней прибавляется. С каждым днём всё больше и больше. Тамплиеры слово своё держат – выкупают рабов на рынках невольничьих по всему миру им известному да везут на Поющие острова. Не один десяток тысяч людей скупили, и уже плотно прикрыта граница с Мокрыми лесами, что реку Гремящую окружают. Расчищаются делянки в тех лесах непроходимых медленно, но верно. Отступают джунгли постепенно, освобождая почву невиданной урожайности. Истребляют и диких людей-людоедов, что в тех лесах обитают. Разыскивают тайные храмы майя, выжигают их подчистую, не щадя никого.

Растёт армия, сил набирается, оружие новое осваивает. Как станки новые появились, о которых императрица рассказала махинникам, так словно прорыв какой-то произошёл. Новые огнебои большие появились. Станки к ним удобные и лёгкие разработали. Ручницы тоже наконец улучшились. Уже быстрее зарядка идёт, за счёт отладки изделия. И придумали замок новый, не фитильный, а кремневый. И смесь огненную улучшили. Да на поток поставили.

В самой империи народ живёт сытно и богато. Дороги отличные всю страну покрыли сеткой густой. Можно из конца в конец проехать спокойно. Ведь заповеди, дарованные подданным Троицей Жизни, исполняются неукоснительно всеми. Ибо каждый из тех, кто живёт в империи, видел самих богов воочию. И не пустые для них имена Перуна-воителя, Маниту-сеятеля и Солнца, Жизнь Дающего, в отличие от Проклятого истинными Распятого Раба. Многие из тех, кого тамплиеры выкупили, узрев воочию богов настоящих, от веры старой отказывались и принимали новую. Тогда сразу прибавлялись у них урожаи, множились стада, дети росли здоровыми на диво, да и сами люди словно молодели. А узрев подобное чудо, и прочие бросали Проклятого, хотя и упрямцев хватало. Только и знали, что били поклоны рабские идолу на кресте да молили его о несбыточном. А разве способен раб что-то сделать с душой? Если для него труд не радость, а проклятие? В отличие от свободного слава?