Струге обернулся. Действительно, пятеро человек, сидевших за одним столиком с тем, для которого Моня сейчас искал в аптечке аммиак, отодвигали в сторону стулья вместе с посетителями и косяком, напоминающим флот адмирала Того, приближались к дрейфу правозащитников.

– Началось в деревне утро… – поморщился прокурор. – Тебя даже за пивом послать нельзя.

Между тем косяк приблизился и занял место полукругом. Сидящие неподалеку едоки убрались подальше. Некоторые, ожидая окончания драмы, заняли места у стойки, увеличивая таким образом доход Мони, а наиболее осторожные подсели в другие компании.

Один из подошедших легко и небрежно отбросил в сторону стул из-под стола Струге и вальяжно развалился напротив.

– Штука баксов, – заявил он, предполагая, что собеседники понимают, о чем идет речь.

– За всех? – нахмурился Антон Павлович. – За ночь или за час?

Все пятеро, не в силах проглотить оскорбление, кинулись к столику, как гиены. Готовый к этому Струге уже развернулся, готовый «принять» парламентера, как вдруг услышал спокойный, но быстрый речитатив Пащенко.

– Сидеть, босота. У меня «железо» под столом. Кто хочет в морг?

Ситуация менялась. Перевес был уже на стороне этих двоих «залетных». Один из них первым достал «ствол» и сейчас любое движение нападавших трактовал по собственному усмотрению. Идея замять двоих наглецов количеством провалилась. На их стороне было «качество». В таких случаях разговор обычно возвращается в прежнее русло.

Все заняли свои места и тот, кто обозначил сумму, предъявил претензии. Предъявил уже так, как это должно было выглядеть у серьезных людей.

– Твой приятель обидел нашего друга. Мы оцениваем его лечение и компенсацию морального вреда в тысячу долларов.

– США? – съерничал Пащенко. – Не австралийских?

Этот разговор мог затянуться надолго, если бы Струге автоматически не выдал:

– Уважаемые, для предъявления любого иска необходимы доказательства. Ими являются любые фактические данные, на основе которых в определенном законом порядке устанавливаются наличие или отсутствие обстоятельств, обосновывающих требования и возражения сторон, и иные обстоятельства, имеющие значения для правильного разрешения дела. Вы готовы их предоставить?

На участке местности, занятой противоборствующими сторонами, воцарилась тишина. «Представитель общественной организации», распахнув на себе кожаную куртку, обнажил золотую цепь и посмотрел на свой коллектив. Потом, повернув к Струге нахмуренный взгляд, справился:

– Это ты сейчас с кем разговаривал?

– С тобой, родной. С тобой и твоими заявителями иска. О каком моральном ущербе ты тут болтаешь?

– Я не болтаю, чувак, а говорю. Ты пришел в наше кафе, обидел нашего друга. За это нужно платить. Заявленная компенсация морального вреда не так уж велика. Если учесть, что за порогом джип стоит, то…

Услышав о джипе, Струге почувствовал прилив ярости. Однако силы были неравны, и он стал тянуть время.

– Моральный вред – это физические и нравственные страдания лица. При рассмотрении обоснованности заявленной суммы нужно исходить из реального ущерба. А сделать это сейчас невозможно – ваш друг не разговаривает.

– Да он больной, – сказал один из пятерки, вставая. – И насрать, что твой кореш с «волыной». При отрицательном ответе вы живыми отсюда при любом раскладе не выйдете.

– Это серьезное заявление, – заметил Пащенко. – Антон, мы время теряем.

– Еще минуту, – попросил Струге. – Вам сейчас докажу, что вы не правы, а после будет видно. Весь базар у стойки вы слышали. Иначе этот лох ко мне бы не подвалил. Он попросил по сопатке, и я выполнил его просьбу. Я прав, и ваши «предъявы» фуфловые. А сейчас можете точить рога и бросаться. Я готов.

– Сильно сказал, – шепнул Пащенко, продолжая сжимать под столом «ПМ». – Как на «стреле», не придерешься.

– Рога у тебя, – заявил «кожаный», выжидая момент для атаки. – Мы не женаты.

Последнее, конечно, относилось к Струге, на пальце которого в бликах цветомузыки горело обручальное кольцо.

– Если рога у меня, значит, мне изменяет жена. Всего-то. А если рога растут у вас, одиноких, тут дело серьезнее. Значит, вы просто самые настоящие козлы.

После подобных заявлений разговоры, как правило, считаются оконченными. Так оно и вышло. Изрыгнув сотню матов за одну секунду, братва бросилась в бой.

Встретив первый натиск, Струге увернулся и обрушил на «истца» град ударов. Желание вырубить сразу и надолго было столь велико, что увлекшийся Антон даже дважды врезал по спине упавшего навзничь противника. Но исход схватки предрешил Пащенко. Выдернув из-под стола руку, он выстрелил не в воздух, а в огромный зеркальный шар, вращающийся над самым эпицентром сражения. Схватив за рукав судью, он отдернул его в сторону и вместе с ним упал под лестницу, ведущую на второй этаж.

Шар треснул и развалился на две части. Оплетка, поддерживающая тяжелый кафешный аксессуар, выскользнула из-под половинок и повисла в воздухе безвольной авоськой. Обе же половины, перевернувшись в воздухе, рухнули на головы бойцов. Они свалились на пол мгновенно, как подкошенные. Пластик, утяжеленный засохшим клеем и зеркальными осколками, сразил их наповал.

– Ну, пацаны, вы сегодня просто в ударе! – рявкнул Пащенко, увлекая за собой Струге на второй этаж. – Только там, Антон! Только там! В зале он уже не появится. Если Перец в кафе, то только на втором этаже…

Услышав на первом этаже выстрел, Перченков опрокинул на стол банку пива и подбежал к окну. От его расслабленного состояния не осталось и следа. Стрельба могла начаться и без участия его преследователей, однако братва в кафе стрелять не станет. Однако и тут могло произойти нечто, что могло бы заставить какого-нибудь «братка» выдернуть из-за пояса «ствол». В любой другой день Перец продолжал бы спокойно пить пиво и не обращать на стрельбу внимания. Главное – вовремя убраться до приезда мусоров. Спокойно допить пиво, прикурить и уйти. Но сегодня был особый день. Перец уже не раз убеждался в том, что эти двое странных преследователей, жаждущих встречи с ним, появляются всегда там, где он их не ждет.

Перец вглядывался в темноту зала, но ничего не мог рассмотреть. Принять решение спуститься вниз мог только безумец. Витя таковым не был, поэтому, заперев дверь еще на один замок, метнулся к окну. Два резких движения – и створки, хрястнув приклеенным на зиму утеплителем, разошлись в разные стороны.

Надеяться на прыжок в мягкий сугроб не приходилось. Зато под окном находилась стоянка, а стоящий под самым окном «Опель» сокращал расстояние до асфальта на полтора метра…

Едва ботинки Перченкова вмялись в оцинкованную крышу, иномарка униженно взревела сигнализацией. Перец еще раз прыгнул – уже на землю, – но в этот момент услышал над своей головой яростный крик:

– Перец, стоять!!