кожаный ремень и бросился с этим ремнем к Глебу. С другой стороны к нему бросился Герман. Но и вдвоем они не сумели справиться с безумцем, в которого превратился краевед.

«В него словно бес вселился, – скажет позже Леонид, сидя перед следователем Аверкиевым и участковым уполномоченным Фадеевым. – Помните, как было с теми свиньями, которые попрыгали в пропасть… Вот только что он дергался на полу почти без звука – наверное, шок – и вдруг начал кататься по полу с воем, от которого волосы дыбом, причем не только на голове. Кататься, метаться, биться обо все подряд. Жуткое зрелище, доложу я вам. Мы с Германом пробовали его удержать, но куда там!.. Я и не подозревал, что у потерявших рассудок появляется столько сил. Компенсация, что ли? Да, он свихнулся, в этом нет никаких сомнений…»

Оставив попытки совладать с пораженным внезапным недугом Глебом, Герман и Леонид перебрались в другую часть святилища, за массивный каменный прямоугольник алтаря, где пол не был залит кровью, и оттуда с брезгливым изумлением наблюдали за его кульбитами. Самвел остался на прежнем месте, только присел на корточки и спрятал лицо в ладонях. Его трясло.

Краем глаза Леонид взглянул на стоящего рядом Германа – и не узнал его. Фонари они с первой минуты пребывания здесь пристроили в небольшие ниши, вырубленные в стене напротив того, что напоминало дверь, которую так торопился открыть Глеб, и яркий направленный свет, контрастирующий с глубокими тенями, придавал облику молодого не то шамана, не то медиума (словом, художника) мрачноватую, зловещую чувственность. Запястье правой руки, которое он надрезал ножом, когда приносил свою клятву на лесной дороге, опять кровоточило.

Это напугало Леонида куда больше, чем все мысли о ловушках, подстерегающих кладоискателей и прочих авантюристов. Он вспомнил, что случилось на Анзере, где их преследовали люди Кольцова-старшего, и затем уже здесь, на Большом Соловецком, в доме Шульгиных. На Колгуе, неподалеку от местного святилища, Герман получил огнестрельную рану, доктор Шадрин извлек пулю и наложил повязку, но в мансарде дома Шульгиных, во время переговоров с преследователями рана вновь открылась… и Андрея Кольцова хватил удар. Острая сердечная недостаточность – вроде бы так сказал Аркадий. Точно. Острая сердечная недостаточность. Такое счастливое совпадение.

Или не совсем совпадение?..

Или совсем не совпадение?..

Нора уверяла, что за несколько мгновений до того, как Андрей Кольцов, захрипев, рухнул на пол, по комнате прошел ветер. И сейчас, стоя рядом с Германом, на пальцах которого темнели кровавые разводы, Леонид ощущал (или ему казалось, что он ощущает) холодное дуновение на щеках.

Абсолютная сила духа-ветра срывает двери с петель, сокрушает стены, овладевает людьми…

Но в мансарде дома Шульгиных было окно. Здесь же – только каменный пол, каменный свод, каменные стены со всех сторон.

С протяжным воем оборотня из фильма ужасов Глеб врезался с разбегу в валунную кладку стены рядом с тем местом, где сидел на корточках Самвел. Тот, взвизгнув, отполз от него на четвереньках.

– О господи, кажется, они оба рехнулись, – прошептал завороженный кошмаром Леонид.

Герман не отозвался. Взгляд его был прикован к происходящему по другую сторону алтаря.

Оттолкнувшись от стены, Глеб подпрыгнул, развернулся на сто восемьдесят градусов, увидел – похоже, впервые с тех пор, как помрачился его разум, – стоящего как изваяние Германа и кинулся к нему, завывая и роняя себе на грудь собственную обильно выделяющуюся слюну. Леонид уже приготовился отразить атаку бесноватого, когда у того вдруг кончился завод. Весь и сразу. Без предупреждения. И несчастный краевед, ударившись при падении виском об угол алтарной плиты, замер сломанной куклой на залитом кровью полу.

Наступившая вслед за этим тишина была поистине гробовой.

– Герман! – спустя минуту или две нарушил ее Леонид. – Эй, брат!.. Ты здесь? Ты со мной?

Герман облизнул губы. Зеленоватая дымка ушла из его глаз.

– Да.

– Хорошо. Тогда давай посмотрим, что там с ним. – Леонид перевел взгляд на то, что совсем недавно было Глебом Зиминым, сотрудником Архангельского областного краеведческого музея. – Черт, в жизни не видел ничего подобного…

Не отвечая, Герман медленно обошел алтарь и склонился над телом.

– Ну что?

– Он мертв, – бесстрастно произнес Герман.

– Мертв, – повторил Леонид. Подошел, присел на корточки, оглядел неподвижную скорченную фигуру. – Что же его убило? Это не смертельная травма. Он мог бы жить.

Герман оглянулся, поискал глазами Самвела. Тот нашелся в нескольких шагах от входа в алтарную часть. Лежал на полу в позе эмбриона.

– Сэм! Ты меня слышишь?

Самвел застонал.

– Ты все еще хочешь заглянуть за эту дверь?

– Я хочу домой, – послышался тонкий дрожащий голос. – Хочу домой.

В обволакивающей тишине подземного святилища – обволакивающей мягко и жутко – голос этот прозвучал как голос испуганного ребенка, никак не взрослого мужчины.

Мамочка, забери меня отсюда…

Сдержанно улыбнувшись, Герман покачал головой.

– Я хочу заглянуть за эту дверь, – промолвил вдруг Леонид. – Можно?

– Зачем?

– Столько было сделано ради того, чтобы… и не только нами… ну, ты понимаешь.

– Да.

– Ведь ты туда заглядывал?

– Да. – Глаза Германа вновь блеснули холодной зеленью. – И даже заходил.

– Вот и я хочу заглянуть. Может быть, даже зайти. Ты зашел и вышел. Ничего не взял. Так?

– Да, – в третий раз сказал Герман.

– Я тоже не возьму.

Герман глубоко вздохнул.

– Ладно. Только не делай ничего без моей команды. Понял? Стой и жди.

С этими словами он поднял воротник своей темно-серой куртки, подтянул повыше замочек «молнии» и направился к стене, по центру которой просматривались черные контуры таинственной двери, а слева темнели два ряда приблизительно одинаковых ниш, не очень высоких и не очень глубоких, способных вместить предмет размером с человеческую голову.

Но в нишах размещались не головы. В нишах размещались фигурки идолов, вроде той, что была спрятана в Колодце Костей. Все разные и в то же время похожие. Темные и посветлее, мутные и почти прозрачные, играющие всеми оттенками зелени…

Среди экспонатов этой своеобразной выставки Леонид, присмотревшись, увидел знакомое хризолитовое изваяние. Должно быть, Герман оставил его здесь, когда спускался в лабиринт вместе с Марго несколько часов назад. Теперь же осторожно снял с полки – не ошибся, конечно, не спутал ни с каким другим, – подержал минуту в руках, разглядывая благоговейно и нежно, затем шагнул к выступу, расположенному под горизонтальным каналом в толще стены, где пряталась гильотина, покалечившая краеведа, и, тщательно примерившись, установил на более темную, чем камень вокруг, площадку, контур которой в точности совпал с основанием статуэтки.

– Теперь можно.

Пригнув голову, Леонид заглянул во мрак канала. Герман щелкнул зажигалкой, чтобы при свете маленького пламени он смог разглядеть рычаг в глубине.

– Его нужно двинуть вниз,