довольным видом Герман шуршит пакетом, извлекает бублик и, прежде чем откусить, поворачивается к королю.

– Ты уже в курсе, что нас хочет видеть архимандрит Поликарп?

– Сам игумен? Ну… вроде бы это не такая уж большая неожиданность. Или ты удивлен?

– Я волнуюсь, – признается Герман и откусывает от бублика.

– Когда?

– Что когда? Аудиенция назначена на послезавтра.

– Кто тебе сказал?

– Аркадий.

– Большой человек хочет видеть нас двоих? Тебя и меня?

– Да.

Пока они играют в вопросы и ответы, Нора достает из подвесного шкафчика четыре кружки, коробку с чайными пакетиками, вазочку с кусковым сахаром и банку меда. Марго расставляет все это на столе.

– Как думаешь, о чем пойдет разговор?

– О том, что мы должны забыть дорогу к святилищу после того, как дальнейшие исследования его будут запрещены, а все ходы и выходы замурованы. Ну, это только мои догадки. Не исключено, что нас с тобой выдворят с Соловецкого архипелага и дело с концом. Без права возвращения даже в качестве туристов.

Некоторое время все молча пьют чай, обдумывая слова Германа.

– У тебя вообще-то есть заслуги перед монастырем и перед музеем-заповедником, – напоминает Леонид.

– На одной чаше весов заслуги, на другой – провинности. И что перевесит? – Герман со вздохом пожимает плечами. – Кто знает этих архимандритов…

– А ты запомнил дорогу к святилищу? – спрашивает Нора, с интересом глядя на Леонида. – Сумеешь дойти до него один?

Ее до глубины души потрясла история о том, как он дважды протягивал руку к рычагу – чтобы открыть таинственную дверь и чтобы закрыть, – несмотря на наличие встроенного механизма, который незадолго до этого оттяпал руку Глебу Зимину. Каковая рука, оставаясь на месте трагедии, не позволяла о себе забыть. Посредством манипуляций с идолом Герман обезопасил доступ к рычагу, и все же… Она, Нора, не полезла бы туда ни при каких обстоятельствах. Нет-нет, это абсолютно исключено!

– Да, конечно, – отвечает Леонид без малейших колебаний. И поворачивается к Марго: – А ты?

– Не знаю. Не уверена.

– Я – нет, – заявляет Нора, не дожидаясь вопросов. – Даже пробовать не буду.

– Значит, подрывными элементами, с точки зрения архимандрита, можем оказаться только мы двое, – подводит итог Герман, указывая надкусанным бубликом сначала на себя, потом на Леонида. – Повторяю, это всего лишь догадки. Может, он собирается предложить нам постричься в монахи или хотя бы покаяться…

В общем и целом догадки его оказались верны. Предметом озабоченности игумена являлось подземное языческое святилище. Точнее, все катакомбы, вместе взятые. Он выразил недовольство поступком Германа и Леонида, но несколько смягчился, когда они пообещали больше не разбирать завалов, не рыть ходов, не ломать стен, словом, не предпринимать никаких попыток проникнуть втихаря в лабиринт.

Говорил в основном Герман. Говорил спокойно и прямо, ничего не скрывая, не оправдываясь, не перекладывая ответственность на других участников событий. Леонид только изредка добавлял ту или иную деталь, то или иное собственное наблюдение. Тоже честно, не опуская глаз. Это произвело должное впечатление. Игумен заинтересовался талантами Германа, которые побудили Александра Аверкиева привлечь его к расследованию, и долго расспрашивал о том, в виде чего получает он информацию, позволяющую ему ориентироваться в системе подземных тоннелей, находить там людей и вещи, отгадывать загадки и все такое прочее.

Осмелев, Леонид задал вопрос, что теперь будет со святилищем и находящимися там артефактами.

Хризолитовый идол. Судьба его волновала и Германа.

Получат ли доступ туда археологи? А может, через пару лет колодец, алтарь, изваяния в нишах, мини-гильотину в стене и другие чудеса смогут осмотреть туристы, заплатившие за экскурсию? Или все пути, ведущие во Второй Лабиринт вновь будут перекрыты, все неоспоримые свидетельства его существования припрятаны или уничтожены, все посетившие его хотя бы однажды люди призваны к молчанию?

«А какое решение приняли бы вы?» – осведомился игумен.

«Замуровать навсегда, – решительно ответил Леонид. – И дело не только в том, что гарантировать безопасность посещения подобных мест совершенно невозможно, но и в том, что делать их туристическими объектами значит профанировать… и тем самым опять-таки навлекать на себя гнев богов. Ничего, что я так? Я знаю о Едином, но есть же еще… – Он улыбнулся, впервые опустив голову. – Нет, я лучше промолчу».

Тут, по словам Германа, наместник и игумен Соловецкого монастыря благосклонно взглянул на Леонида, припомнил положительный отзыв игумена Амвросия – проживая летом в качестве трудника на территории Голгофо-Распятского скита, Леонид проявил себя наилучшим образом, – и сообщил, что работы в этом направлении уже ведутся.

В том, что они ведутся, причем именно в этом направлении, Герман и Леонид убедились, направляясь после аудиенции в «Кают-компанию», где их ожидали Нора и Марго, и по дороге завернув к шурфу. К тому, что недавно было шурфом. Было, да… Потому что на месте шурфа они увидели ровное место.

Словно не веря своим глазам, Леонид попрыгал на твердом как камень грунте, припорошенном первым снежком, и глубокомысленно изрек: «Охренеть!..» Герман кивнул, соглашаясь, и попрыгал тоже. После чего они без промедления двинулись в кафе, чтобы перекусить в тепле перед осмотром дома.

Дом! Собственно для этого подруги их и дожидались. Чтобы вместе осмотреть дом. Накануне вечером Герман объявил всей компании, что Лидия Григорьевна из отдела архивных материалов – та самая Лидия Григорьевна, благодаря которой они вышли на профессора Ледогорова, – переезжает на материк к дочери и в связи с этим продает свой дом.

«Я знал! Я знал! – встрепенулся Леонид при этом известии. – Это должно было произойти и это произошло. Теперь мы сможем жить в собственном доме, а не в какой-то гребаной общаге».

«Кто это – мы?» – подозрительно спросила Нора.

«Мы четверо. Ну, квадрат, четверица… Помнишь?»

Идеальная полнота – это, как мы все знаем, круг. Но его естественное минимальное членение – квадрат или четверица.

Она помнила, да.

И вот они стоят, взявшись за руки, не обращая внимания на планирующие сверху снежинки, и смотрят на него – на этот дом, предложенный им ангелами небесными, не иначе. Бревенчатые стены, черепичная кровля, добротная классика Русского Севера.

Кажется, только вчера они зубоскалили в кабинете доктора Шадрина, развивая тему гнездышка на четверых, а сегодня им нужно лишь отворить калитку, пересечь широкий двор и подняться по ступеням резного деревянного крыльца. Отворить дверь, шагнуть навстречу…

…чему?

Переменам, конечно.

Поселиться здесь. Пустить здесь корни. В этих прекрасных суровых землях, исполненных древнего волшебства. В краю героев, мучеников и святых.

– У нас получится? – с неожиданной робостью спрашивает Нора, сжимая горячие сильные пальцы Германа.

Он чуть поводит плечами.

– До сих пор же получалось.

– Ты действительно так считаешь?

Повернув голову, она пытается поймать его взгляд.

– Конечно.

Он разглядывает карнизный