Это «Другое Место» в Вергилии Суейне привлекает Мэри. Он незнакомец. Это самый старый сюжет. Но это хороший сюжет. Она говорит ему, что он может остаться, будто это в ее власти, будто она, так или иначе, уже в ответе за него, будто она решила, что лучший способ скрыть свое влечение к нему состоит в отрицании существования такого влечения.

Это записано в Книге Женских Уловок.

Она говорит, что он может остаться, а сама уходит.

Но на самом деле они уже находятся в отношениях. Она уже думает о местах, где он бывал, и уже хочет, чтобы он рассказал ей, и такой рассказ будет первым мостом между моими матерью и отцом. Его рассказы приведут ее к нему.

Вергилий Суейн остается в деревне, поселившись в неофициальном отеле типа «постель и завтрак», который открыла Филлис Томас, когда муж оставил ее ради Gourmet Tart[472]. Через три дня Вергилий Суейн уже не просто какой-то там незнакомец, но такой Незнакомец, какие бывают в комиксах издательства DC Comics, и нарисован он фиолетовым или серым цветом, потому что в то время незнакомцы появлялись в округе разве что на похоронах или свадьбах, а такого явления, как туристы, не было в Фахе, и все это происходило за двадцать пять лет до того, как Нолан начал продавать польское пиво и странный хлеб со вкусом деревяшки. Вергилий живет в деревне, бродит по дорогам округа так, что это уже отмечено как нечто странное. Фермеры не ходят пешком, если могут залезть на трактор и поехать. Мужчины ходят, только если их автомобили сломаны. Никто в те времена не ходил просто ради ходьбы. Пешеходы есть на дороге только перед Мессой и после нее. Таким образом, Вергилий уже создает мифологию. Он высок и спокоен, и Специалисты по Распознаванию Характеров, сидящие на высоких табуретах в баре Кармоди или прислонившиеся к подоконнику на почте Майны Прендергаст, до и после Мессы уже облизывают свои большие пальцы и перелистывают страницы воображаемой книги «Кем бы Он Мог Быть».

Мэри не знает, что с ним делать. Она знает лишь одно — хочет, чтобы он вошел в ее жизнь. Ей нравится, что он поблизости и что когда она повезет на своем велосипеде яйца или хлеб, то увидит его где-нибудь. Увидит его высокую фигуру над каменной стеной, его петляющий шаг, длинную спину, подъем его подбородка, когда он идет, — тот самый угол Суейнов, будто он всегда смотрит немного вверх.

И еще он так спокоен. В этом есть что-то неотразимое.

Они становятся тем, что Дилси Хьюз из Дублина называет «Пара в Романтических Отношениях».

Главным образом прогуливающаяся Пара.

Они гуляют. Так говорит Мама. Они гуляют везде. Иногда он молчит, и она вставляет небольшие колючие комментарии, чтобы вынудить его ответить. Она говорит что-то, чтобы заставить его серьезность разрушиться, и когда удается, Мама смеется, и затем он тоже начинает улыбаться, и она чувствует, как поток тепла охватывает ее, и теперь она знает, что это больше, чем любопытство, но она не станет говорить слово Люблю. Он должен сказать это первым.

Но теперь она боится, что он может уйти. Боится, что однажды она проснется, а он уже исчез так же, как и появился.

Таким образом, она размышляет, может ли отвадить его. У МакКарроллов есть такая извращенная черточка характера. Мама скорее сама разобьет свое сердце, чем позволит кому-то разбить его. Есть в этом ирландская логика. Но, возможно, вы должны пробыть здесь сто дождливых лет, прежде чем это поймете. Мама пытается не Показывать Беспокойства. Это еще одна уловка. Мама сходит с ума, когда выходит на улицу и натыкается на него, но ни за что не позволит себе выйти из себя. Она остается в доме и взбивает яйца. Она бдительно следит через окно, не вошел ли он в ворота. Но он не входит. У него та особенность Суейнов, сущность которой — разочарование и боль, и он стоит у реки и чувствует, что когти вонзаются в его сердце.

Есть бзик Суейнов и есть бзик МакКарроллов; все это не выглядит таким уж замечательным.

Когда в то время я говорила это себе, я беспокоилась и за себя, и за Энея.

Поскольку и Маме, и Папе так хорошо удается страдание. Папа возвратился в Ирландию и полагает, что в Мэри МакКарролл нашел Смысл. И я имею в виду именно Смысл. Что на обычном языке является достаточно значительным, но в Суейниной Песне — значительным в высшей степени. Он полагает, что до сих пор все было бессмысленным. Что я делал все это время? Путешествия, моря с высоченными валами, лишенные света ночные горизонты, лихорадки, болезни, опаленная кожа лба и верхушек ушей, отплытия и приплытия, все такое, вся Собственность Мальчика, Мелвилл и Конрад[473], тщеславие из-за этого, все это бежало прочь, и уклонение от всего этого текло в его крови все время, и было ощущение существует то, что я должен сделать. И то, что должно быть сделано, на самом деле здесь, в этом округе, у этой реки, с этой женщиной.

Я не эксперт, но когда мужчина находит Смысл в женщине, то мне кажется, что вы понимаете две вещи. Первая — вы идете В Глубины, и Вторая — вы знаете, что это самая рискованная любовь, какая только есть в мире.

Маме риск уже ясен. Она знает, что не будет никакого другого Вергилия Суейна, проезжающего через Фаху. Она знает, что должна оставаться здесь и заботиться о Бабушке, потому что у Мамы есть великодушие Спенсера Трейси, и она никогда никого не подведет. Она пожертвует всем, чем придется. Есть люди просто хорошие, у них осталась невредимой святость долга, даже дыхание перехватывает, потому что иногда забываешь, что иные люди могут быть образцами добродетели. Так вот, она поймана, потому что знает, что это оно самое. Это оно самое. И несмотря на все предостережения, которые озвучивает Центральный Совет Фахского Филиала Ирландской Ассоциации Сельских Женщин[474], что человек, не родившийся в округе, графстве или хотя бы на Западе, человек, не имеющий привычки ни к работе на земле, ни к уходу за скотом, не сможет быть счастлив здесь, Мама хочет верить, что Вергилий Суейн будет любить ее так, что решит остаться, и как только так решит, то все будет в порядке.

Но она не спросит его. Она не пойдет дальше в Книге Уловок. И потому нет никаких летних платьев, никакой губной помады, никакой прически, никаких духов, никаких приглашений на чай, никаких «Вот пирог, я его сама испекла», или «Сегодня танцы в баре у Табриди», или «Я видела, что вчера вы ловили рыбу».

Ничего.

Она ждет и страдает, и он ждет и страдает, и оба они словно в напряженной кульминации в конце главы.

По словам Винсента Каннингема, я неизлечимо больна романтикой.