– Когда они вернутся и испепелят твой клоповник, то я посмотрю, как ты запоешь, – проговорил Эктор. – Держал бы ты язык за зубами, Бигель. Я ведь могу спокойно доложить в Орден о чудаке, что рассказывает опасные сказки, – глаза наставника опасно сверкнули, – каждому встречному.

– Докладывай, – Бигель слабо улыбнулся, и в его улыбке совсем не было злости – скорее, только усталость и досада. – Думаешь, ты будешь первым? Все временно. Эти стены, эта крыша. Они исчезнут завтра, а вы и не заметите.

Загадочно, ничего не скажешь.

Я жевала молча и иногда бросала взгляды на Эрису. Она была единственной, кто никак не реагировал на слова трактирщика. Просто иногда кивала, а иногда замирала, когда Ритер на нее смотрел. Чувствовала его внимание кожей и вовремя отворачивалась, чтобы мужчина не заметил странный блеск в глазах и слабый, горький изгиб губ.

В словах хозяина была логика. Чудовищная для этого мира, но неоспоримая. Я бы точно охотнее поверила в нее, чем в сказки о добром боге, что создал людей, и отравленном даре пиромантии, принесенном извне, из далеких черных глубин неведомо чего.

Единого будто придумали в спешке, чтобы защитить собственные умы от жуткого осознания, только что произнесенного Бигелем вслух.

“Пиромант есть в каждом из нас”. Это как же нужно все это преподнести, чтобы обычный человек сразу же не рехнулся? Кто-то, возможно, покрутит пальцем у виска и посмеется, кто-то напишет донос в Орден о еретике, который рассказывает о родстве с пиромантами, а кто-то задумается.

И его рассудок может легко укатиться в неизвестном направлении. Лично у меня от одной только мысли о первородном пламени, что течет в венах чародейского тела, где я застряла, холодел затылок, а я – не местный житель. Я не росла здесь, не впитывала с молоком матери страх перед неведомой угрозой из Запределья.

И что, если это правда?

Я же видела их во сне. И наверняка я не одна такая.

И в видениях они не проявляли агрессии.

Пироманты смотрели. Они наблюдали, точно пауки, как мелкая мошка барахтается в паутине. Наблюдали с отрешенным снисхождением, затаенной усталостью и безграничным терпением.

“Однажды они вернутся, чтобы занять законное место”.

Если подумать об этом, то сразу же в голове всплывал вопрос.

А какое место будет уготовано самим людям?

Бигель хлопнул в ладоши и посмотрел на нас с Эрисой.

– Милые барышни наверняка устали. Наверху в комнатах есть все необходимое. “Угольки” в шкатулках у кровати – сможете нагреть себе воды. И вы тоже, – он снова улыбнулся, переведя взгляд на мужчин. – Отдыхайте! Сегодня ночью вас никто не потревожит.

Эктор и Ритер вели себя на удивление спокойно, хотя я и ждала взрыва. Заявить рыцарям, что в их жилах течет кровь смертельных врагов, – для этого нужна отвага. Или изрядная глупость.

Но нет, оба делали вид, что этого разговора не было.

И только у самой лестницы, до которой мне помогла добраться Эриса, я услышала, как Эктор говорит о доносе.

Он серьезно решил наказать трактирщика.

Обернувшись, я увидела, что Бигель все еще улыбался. Эта улыбка приклеилась к его лицу намертво. И в глубине темных глаз читалось, что он о намерениях рыцаря прекрасно знал.

В комнате и правда была вода в здоровенной круглой бадье. Эриса сразу же занялась мной, заставила снять рубашку и аккуратно развязала бинты.

– Управы на вас нет, – ворчала женщина, избавляя мою многострадальную спину от ткани. – Придется перевязать заново и обтереть вас. Никаких горячих ванн вам пока нельзя.

– Бедный Эктор, – усмехнулась я, – ему же ехать со мной на одном хилте, а обоняние у него острое.

Эриса только неодобрительно покачала головой.

– Ничего страшного! Оботру так, что благоухать будете не хуже свежего букета.

– Ловлю тебя на слове.

Тонкий слой мази покрыл саднящие, едва затянувшиеся рубцы, сверху легла чистая ткань для перевязок, и я вздохнула с облегчением. Тянущая боль сошла на нет, превратившись в размытое воспоминание. Жаль, конечно, что нельзя поваляться в горячей воде, но обтирание – тоже неплохой вариант.

Эриса действовала быстро и ловко, натирала мою кожу душистой пеной и аккуратно смывала ее мягкой тряпочкой. Нос щекотали запахи пижмы и цитрусовой свежести. Очень привычные и родные ароматы.

Я знала, что, скорее всего, в этом мире все эти масла называются иначе, но мозг сразу подкидывал знакомые ассоциации, чтобы тело не сопротивлялось новому. В голове вспыхнула “галочка”, чтобы я не забыла спросить, как все это добро называется у местных.

Когда будет время, конечно.

Усевшись на деревянную табуретку, я откинулась назад, положив голову на край бадьи. Хотелось, чтобы и волосы пахли всеми этими приятными штуками.

Вспомнилось, что Эктор часто утыкался носом в мою макушку, когда думал, что я этого не замечаю или сплю. Он сразу же отстранялся, стоило мне пошевелиться или поменять позу, а потом долго ждал, когда я успокоюсь и затихну, чтобы снова прижаться.

Это были милые редкие моменты, и каждый раз, когда Эктор обнимал меня чуть сильнее, чем обычно, поправлял мне волосы или бормотал что-то себе под нос на незнакомом языке, я замирала. Прислушивалась, впитывала, представляла, что однажды наставник скажет мне, что значат его слова и на каком языке он говорит.

Это было мило.

Это было так мило, что внутри все замирало, как вначале нашего пути, когда Эктор открыл мне свои мысли, позволив на несколько секунд заглянуть в самое сокровенное и тайное.

Что-то рядом скрипнуло, но я не обратила внимания. Мягкие руки Эрисы массировали волосы и затылок так, что глаза закатывались от удовольствия.

– Знаете, господин Эктор сильно изменился, – вдруг сказала женщина. – Я еще никогда не видела его таким. Не после того, как… умерла его семья.

– Никто не мог бы остаться прежним после такого. Никто из людей не должен сталкиваться с таким горем.

– Может, это и жестоко, но я рада, что вы оказались здесь, – голос Эрисы стал тише, когда женщина отклонилась, чтобы дотянуться до пузырька с душистым мылом. – Месть выжгла господина Эктора. Он не знал ничего, кроме мести, жил ею, а вы, можно сказать, избавили его от проблемы.

Я хохотнула, вспомнив нашу первую встречу.

Ну да, как же. Избавила от проблемы.

Скорее, подкинула несколько новых и едва не погибла сама. Чародейка всем подложила большую свинью, и никто из нас никогда не узнает, как сложилась ее собственная судьба в моем теле. Хотелось бы верить, что ее сбила машина или трамвай переехал.

Жестоко желать другому человеку смерти. Очень.

Но к ведьме я не испытывала никакой жалости.