Оруженосец смутился.

– Это верно. Только насчет истинных достоинств пока рано говорить. Они и знакомы то всего один день.

– Ну, а вам как кажется, Дарнок? Сможет ли он быть достойной парой бесценной Молене? – пристально всматриваясь в лицо собеседника, продолжал свои расспросы Рес.

Дарнок отвел глаза.

– Не знаю…

Ему было неловко говорить о подслушанном разговоре.

– О, а как же слова о том, что вы готовы отдать ее достойному человеку и служить им обоим?

– Вряд ли я поеду в Гарадию.

– Вам не нравится тамошний климат?

– Не могу же я бросить старого барона одного…

– Признайтесь лучше, Дарнок, вам будет просто больно видеть ее рядом с молодым, красивым мужем.

– А вам-то какое дело? – огрызнулся оруженосец.

– Верно, никакого… – неожиданно тихо и печально ответил юноша, глядя на него с каким-то особым выражением.

Дарноку вдруг стало неловко под этим взглядом, словно он был в чем-то виноват. Почувствовав это, Рес поспешил переменить тему.

– Вы нашли свою пряжку?

– Увы. Придется в самом деле заказывать.

– Да и мне не попалась лавка, где смогли бы по достоинству оценить то, что я предлагаю. Почему-то все ювелиры, которым я показывал браслет или перстень, считали, что я бессовестно подсовываю им стекляшки.

Оруженосец фыркнул.

– Что вы хотите! Они, может, в жизни не видели таких камней и просто не верят в их существование. Похоже, нам стоит вернуться в торговые ряды.

Молодые люди расплатились за превосходный обед, и вышли на рыночную площадь. Они почти тут же потеряли друг друга в толчее. Дарноку оставалось только надеяться, что Рес помнит о месте встречи в «Кабаньей голове».

Заказав пару к украденной пряжке и вдоволь наглядевшись на разнообразные товары, оруженосец выбрался из толчеи на одну из боковых улочек и почти сразу же натолкнулся на довольно колоритную пару. Худой, загорелый до черноты тиманец и гигантского роста черноволосый мужчина о чем-то спорили на неизвестном языке. Завидев Дарнока, они умолкли и проводили молодого человека настороженными взглядами.

Как только оруженосец скрылся за поворотом, Токвар и Сах возобновили свой разговор.

– Это тот оруженосец. Мальчишка где-то рядом. Как ты мог его упустить, Токвар?!

– По-твоему его нужно было прирезать прямо в толпе?

– Я чему тебя учил, бездарь! Неужели ты не мог его уколоть?

Токвар скривился. Он был воином и не любил всевозможные «бабские» уловки, которыми в совершенстве владел его напарник. Пропороть брюхо, перерезать горло или размозжить голову – пожалуйста, а все эти удавки, уколы ядовитыми шипами и тому подобные фокусы не для него. Но вслух он ничего не сказал своему наставнику. Ссориться с Сахом было себе дороже. Старик отличался злопамятным и мстительным нравом и всегда требовал беспрекословного подчинения.

– Если мы проследим за этим оруженосцем, то найдем и убийцу, – предложил Токвар, чтобы замять дело.

Сах согласился, но еще долго вполголоса ворчал об упрямой и бестолковой молодежи.

Дарнок неторопливо направлялся к «Кабаньей голове» по одной из городских улиц, как вдруг из-за угла показалась процессия монахов и паломников, распевающих молитвы. Когда последние участники процессии скрылись за поворотом, Дарнок увидел рядом собой пожилую женщину в монашеском одеянии, которая сочувственно глядела на него.

Смущенный ее пристальным вниманием, оруженосец немного замешкался. Воспользовавшись этим, монахиня подошла к нему и заговорила.

– Бедный храбрый молодой человек! Как жаль, как жаль!

– О чем это вы, матушка? – удивился оруженосец.

– О твоих шрамах, бедняга, – с сочувственным вздохом ответила монахиня.

– Какое вам дело до моих шрамов? – огрызнулся Дарнок.

– Да ты не кипятись, – добродушно махнула рукой женщина. – Я ведь не хотела тебя обидеть. Я тебе помочь хочу.

– И как же вы можете мне помочь? – усмехнулся оруженосец.

Он решил, что монашка постарается продать ему какой-нибудь талисман из святых мощей, который якобы помогает в таких случаях. Но пожилая женщина со вздохом покачала головой.

– Знаю я, как ты натерпелся, каждый день глядя на себя в зеркало. Каждое утро как продолжение ночного кошмара, каждый взгляд женщины как острый нож.

– Что вы можете об этом знать? – горько улыбнулся оруженосец.

– Да уж знаю, поверь, – женщина приблизилась еще на шаг. – У меня ведь есть дочь – красавица. Она замужем за сыном богатого торговца зерном. И у меня двое чудесных внуков. Но так было не всегда. Когда моей дочери было всего три года, я, корова неуклюжая, пролила на нее кипяток. Моя дочь выжила, но ее обожженное личико стало ужасным. Оно напоминало кору старого дерева. Мои родители были состоятельными людьми и не жалели денег на лечение любимой внучки, но ничего не помогало. Ни травы, ни отвары, ни мази, ни молитвы… Что только я не делала, каких лекарей и знахарей не приглашала! Чем больше росла моя дочь, тем ужаснее становилось ее лицо. Оно было похоже на изъеденное червями гнилое яблоко. Тогда мы переехали в Тан-Рион и каждый день водили мою дочурку к святыням, в надежде, что произойдет чудо. Но ничего не помогало.

Монашка перевела дух и поправила сбившийся головной убор. Дарнок слушал ее как завороженный.

– Тогда, – продолжала женщина, – в полном отчаянье я дала обет посвятить свою жизнь Богу, если он смилуется над нами. Я стала работать сиделкой в больнице для бедных при монастыре Святой Нории. Каждый день я смотрела на страдания других людей, стараясь эти страдания облегчить. Но сердцу моему не было покоя. Наконец Господь смилостивился. Однажды в нашу больницу пришел старик-паломник. Он был тяжело болен, и по всем признакам его мучила еснейская лихорадка. Сестры и сиделки боялись даже подойти к нему. Они устроили несчастного в коморке, где помещался только соломенный тюфяк и держали взаперти, чтобы не распространять заразу. Дважды в день ему приносили еду и воду, просовывали в приоткрытую дверь и спешили уйти. Мне было жаль беднягу и я стала ухаживать за ним. Все смотрели на меня как на сумасшедшую. Но старик вдруг стал поправляться. Это была не еснейская лихорадка, иначе бы он не выжил.

– Думаю, да, – согласился оруженосец.

Монашка кивнула и продолжала свой рассказ.

– Когда старик выздоровел и собрался покинуть больницу, он спросил меня: почему я не побоялась ухаживать за ним тогда, когда все другие его сторонились? Я ответила, что не боюсь смерти и страданий, потому что никакие страдания не могут искупить мою вину. Он спросил: о какой вине идет речь? И я поведала ему свою грустную и ужасную историю. Оказалось, что этот старик много лет был в плену у сарацин. Его еще подростком захватили в плен и продали в рабство. Так он попал в услужение к знаменитому сарацинскому лекарю. Там он узнал рецепты многих неведомых у нас снадобий. И одно из них чудесным образом разглаживало любые шрамы.