– Я попробую, – пообещала его жена и после паузы добавила: – Дмитрий.

– Спасибо, Ди, – обрадовался Ордынцев. Он сам не ожидал, что назовет её так – но имя само слетело с губ. Ведь жена стала для него Дианой-охотницей, но как это объяснить, он и сам не знал. Не рассказывать же ей о древней статуе в Виндзорском замке. Вдруг она сочтет это глупым мальчишеством? Впрочем, Надин ни о чём не спросила, и он промолчал. Жена вела себя так просто и искренне, что к Дмитрию вернулась надежда. Может, их драматические коллизии остались в прошлом? Он даже скрестил пальцы (не дай бог, сглазит такое везение).

За окошком экипажа появились серые стены и мраморные пилястры дома Ордынцевых. Кучер развернул экипаж к крыльцу, а лакей поспешил распахнуть дверцу.

– Добро пожаловать, – сказал Дмитрий жене.

Вслед за их экипажем подъехали кареты гостей, и сияющий, как новый самовар, дворецкий провёл всех в украшенную цветами столовую.

Гости отдали должное искусству французского повара из ресторана «Яр», запили угощение изрядным количеством «Вдовы Клико», и за праздничным столом воцарилось искрометное веселье. Даже генерал-лейтенант Чернышёв оказался на удивление любезным, а Софья Алексеевна наконец-то перестала плакать и теперь нежно улыбалась молодожёнам.

По сигналу Ордынцева лакей отворил двери большой гостиной, превращённой в танцевальный зал, и оркестр заиграл вальс.

– Это ты придумал сделать его первым танцем? – удивилась Надин. – Я ждала сначала полонез, потом мазурку.

– Я ведь просил тебя оставить мне вальс на балу в Благородном собрании. Вот и захотел получить долг.

– А ты всегда требуешь расчёта по долгам или хоть изредка прощаешь своих должников?

– Только не в этом случае!

Ордынцев вывел жену на середину зала и обнял. Теперь он имел право прижать её к себе, и, к его радости, Надин не отстранилась, ему даже показалось, что она сама прильнула к нему. Дмитрий кружил жену, вдыхал аромат роз из её свадебного венка, и сейчас хотел только одного – чтобы музыка не кончалась, а он не размыкал объятий.

Шафер тоже захотели потанцевать с новобрачной, потом Надин пригласил барон Шварценберг, её мужу оставалось лишь наблюдать за тем, как грациозно скользит она по паркету. Дмитрий даже с трудом вспомнил, что кроме личного счастья существует ещё и выстраданное дело, которому уже отдано несколько месяцев. Нет, так нельзя! Надо вернуться с небес на землю… Ордынцев подошел к графу Чернышёву и тихо сказал:

– Ваше высокопревосходительство, у меня есть к вам особо конфиденциальное служебное дело. Я прошу вас принять меня завтра утром, часов в десять, если вам удобно.

– Для молодожёна вы собираетесь проснуться слишком рано, – развеселился генерал-лейтенант, и Дмитрий вдруг понял, что тот уже изрядно пьян.

Стараясь не испортить себе праздник, Ордынцев просто уточнил:

– Вы будете в своём доме на Солянке?

– Вы знаете, где я живу? – удивился Чернышёв, а потом вяло махнул рукой: – Ладно, приезжайте в десять, но к полудню я должен быть в Кремле.

– Мне хватит получаса, – заверил его Дмитрий и вернулся на своё место.

Наконец гости стали прощаться. Подали экипажи. Стоя на крыльце, Ордынцев с нежностью смотрел, как Надин машет вслед коляске, увозящей её мать и сестру. Неужели чудо всё-таки свершилось и синеглазая Диана-охотница стала его женой? Он обнял Надин за талию и тихо спросил:

– Пойдём наверх?

Надин поняла. Она не ответила, лишь молча кивнула. Дмитрий довел её до парадной спальни, где хозяйку уже ждала переехавшая в новый дом Стеша, а сам отправился в свою комнату. В последний раз развесил он в полупустой гардеробной свою одежду. Завтра все вещи нужно будет перенести в смежную с жениной спальню. Дмитрий затянул кисти на поясе бархатного халата и, сжигаемый нетерпением, поспешил к Надин.

Жена ждала его в постели. Свечи в люстре уже потушили, и в спальне горел ночник. Он подсвечивал тонкий профиль Надин. Её плечи казались золотистыми, длинные кудри чёрными спиралями разметались по взбитым подушкам, а глаза в мягкой полутьме стали тёмными, глубокими омутами. Жена была так хороша, что в это даже невозможно было поверить.

Дмитрий присел с ней рядом. Надин заметно волновалась. Ничего… её страхи уйдут, ведь он будет очень нежным и терпеливым. Дмитрий потянулся к губам жены, но Надин вжалась в подушки и с ужасом прошептала:

– Я не могу. Мне кажется, что нас здесь будет трое…

Трое в постели!.. В брачную ночь… Застрелиться, что ли?

Тьма за окном казалась такой же непроглядной и чёрной, как тоска в душе Дмитрия. Он сидел на подоконнике распахнутого настежь окна в своей холостяцкой комнате. Ползущие из сада сырость и холод, как ни странно, приносили облегчение. По крайней мере, Дмитрий чувствовал, что жив. Это было всё-таки легче, чем жуткое – чуть ли не до воя – отчаяние, накрывшее его в первые часы после визита в спальню жены.

Самым ужасным оказалось то, что Надин, зная о его связи с любовницей, решилась на венчание и даже хотела супружеских отношений, но так и не смогла перебороть брезгливость и отвращение. Разум его молодой жены подсказывал ей одно, а сердце требовало другого. Но если с разумом можно было договориться, объяснив все выгоды и преимущества, то с сердцем это было немыслимо – оно либо принимало человека, либо нет. Сердце жены не приняло Дмитрия, и он сам был во всём виноват.

Ордынцев застонал. Всё его нутро скрутило так, что аж перехватывало дыхание.

«Что делать?.. Как быть? Это ведь крах», – стучало в висках.

Может, просто поговорить с Надин? Объяснить, что связь с Ольгой ничего для него не значит? Почему он не сделал этого сразу? Впрочем, какой разговор, когда она шарахнулась от него, как от чумного.

Дмитрий давно замерз, но так и остался сидеть на подоконнике. Тусклое пятно луны лишь угадывалось за тучами, а звезд не было вовсе. Сама природа надела траур по разбитым надеждам и несбывшимся мечтам князя Ордынцева. Что же делать? Умолять жену о прощении, вымаливать ласки? Это невозможно! Проще всего было уехать – да хотя бы в Петербург. В конце концов, в Москву Дмитрий прибыл с заданием, а шпиона так ещё и не поймал. Надо утром объясниться с Чернышёвым и уехать. Оставить жене денег, и с глаз долой…

Так потянуло домой – в Севастополь или в любимый Кореиз. Можно ведь просто притвориться, что в жизни ничего не изменилось. Закончить со шпионом и уйти в море. Вот где он всегда был королем! Ордынцеву так мучительно захотелось оказаться на палубе своего «Олимпа», что он даже закрыл глаза и представил бесконечную, пронизанную солнцем лазурь, услышал шум парусов и перекличку матросов, бегущих по вантам. Господи, что бы он сейчас ни отдал, лишь бы оказаться на капитанском мостике!..

Скорей бы уж утро… Дмитрий соскочил с подоконника, по очереди зажёг свечи во всех канделябрах, и чёрная, промозглая тьма отступила перед теплым янтарным светом. «Пусть и в мою жизнь тоже войдёт свет. Пора открыть двери разуму, это обычно приводит к успеху», – размышлял Дмитрий.