Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дмитрий добрался наконец до своих комнат. Как же здесь было хорошо, и как всё напоминало о прежней, такой уютной жизни! Хватит ему валять дурака, пора вернуть самого себя, а значит, забыть Москву и тех, кто там живёт.
Князь глянул сквозь омытое дождём стекло на серый Литейный проспект. Вот он и добрался до Петербурга. Так что довольно уже приключений, надо собрать волю в кулак и довести начатое дело до успешного завершения.
Узнав у дворецкого, что Афоня отправился на Охту к Щеглову, Дмитрий решил ехать следом. Раз Паньков ещё сидит в Петербурге, значит, их подопечный на идею с ямщиком не клюнул. Мысли о деле уже захватила Ордынцева, и он, позабыв о собственной драме, стал продумывать новые возможности разоблачения шпиона. Жаль, что Афоня не сумел убедить Печерского. А может, всё не так плохо, просто тому ещё нечего отсылать своему турецкому начальству?
Вспомнился разговор с Костиковым. Чиновник ведь сказал, что украден доклад по военным поселениям. Печерский не станет рисковать и держать такие бумаги дома, он должен их переправить. Но тогда почему он медлит? Надеется договориться с Гедоевым? Но это, учитывая их взаимные угрозы, совсем маловероятно.
Коляска остановилась перед крыльцом охтинского участка. Ордынцев прошёл в кабинет пристава, где и нашёл обоих своих товарищей. Сам капитан сидел за письменным столом, а Афоня, по-детски свесив ноги, примостился на подоконнике. Увидев Дмитрия, оба просияли, и он понял, что сейчас его будут поздравлять с законным браком. Нет! Только не это! Только не поздравления, чёрт побери! Пресекая любые разговоры о своей женитьбе, Ордынцев сразу же перешел к делу:
– Пожалуйста, расскажите, как обстоят наши дела, – попросил он.
Его соратники переглянулись, но, видно, сообразили что к чему. Мгновенно перестроившись, Афоня доложил первым:
– Я довёз Печерского до Петербурга, угождал ему, как только мог, под ноги стлался и, похоже, всё-таки приглянулся его сиятельству. Он вскользь меня расспрашивал, могу ли я выбирать маршруты и приходилось ли мне ездить в Крым и на Кавказ. Я наплёл, что изъездил всю Малороссию и Бессарабию, а поехать могу, куда угодно, лишь бы деньги платили. Уже в столице, когда я Печерского около его дома высаживал, он велел мне через три дня к нему явиться. Срок истекает завтра, вот и узнаем, как мы сыграли партию.
Дмитрий вздохнул с облегчением: его молодой помощник не только отлично справился с выбранной ролью, но и преуспел.
– Мои ребята следят за домом Печерского, – вступил в разговор частный пристав. – Наш граф весь день никуда не выходит, лишь вечером в публичный дом на Охте выбирается, вот уже два дня как он там время проводит. Зайдёт, когда ещё светло, а выйдет на рассвете и бредёт пешком до своего дома. Ребята говорят, что он еле тащится, будто сил совсем нет.
– Обкуренный! – сказал Ордынцев и уточнил: – Вы за обоими следите?
– Пока графа не было, мы за Гедоевым следили, а теперь на Печерском сосредоточились. Если они снова встретятся, граф сам нас куда надо приведет, – объяснил Щеглов: – Людей на слежку за двумя людьми у нас не хватает. Ведь теперь круглосуточно смотрим.
А вот это уже было плохо! Вдруг они что-то упустят?.. Дмитрий расстроился.
– Не нарваться бы на сюрприз, – осторожно, чтобы не обидеть своих соратников, заметил он. – Вы, когда за Гедоевым следили, ничего интересного не видели?
– Скандалище у него с соседом вышел. У Конкина во дворе они и подрались, а разнимала их высоченная рыжая бабища, как оказалась, она в том же борделе работает, Неонилой зовут, – начал вспоминать Щеглов. – Кстати, Гедоев, как видно, под горячую руку так свою жену излупил, что она рожать принялась. Местную акушерку, принимавшую роды, мы потом ненавязчиво опросили, та подтвердила, мол, от побоев до срока всё и случилось. Восьмимесячным младенец родился, слабый, но выжил.
– А чего они с соседом не поделили? Может, эту Неонилу допросить?
– Уже сделано, – отозвался капитан. – Данила вновь со своим коробом в бордель наведался. Все девицы сбежались. Они меж собой болтали, а наш малец слушал. Оказывается, эта Неонила, пока мадам Аза после родов ещё не оправилась, всеми делами в доме терпимости заправляет. Она сама девицам рассказала, как хозяйкин муж подрался с купцом Конкиным из-за какого-то товара, да купец Гедоева отлупасил, о тот пошёл домой и избил жену. Теперь и мать, и дитя еле живы.
– Ну, а какой товар они не поделили – мы с вами знаем, – присоединился к разговору Афоня.
Зря они прекратили слежку с Гедоевым! Дмитрий всё больше беспокоился, нужно было исправлять ситуацию, и он предложил:
– Людей бы добавить! Я понимаю, что квартальных мало, так, может, у Данилы на чердаке моих слуг посадим, я отберу самых смышлёных.
– Неплохая мысль, – согласился Щеглов. – Пусть сидят на чердаке и не высовываются, а если Гедоев выберется из дома, идут за ним, не приближаясь. Потом нам расскажут, куда тот ходил, и мы узнаем всех перекупщиков гашиша, с которыми наш подозреваемый имеет дело.
– Договорились, – кивнул Ордынцев и обратился к Афоне: – Если всё сладится, как мы задумали, вас должны завтра отправить в Одессу с донесением о военных поселениях. Наш герой перед отъездом из Москвы украл доклад военного министра на эту тему.
Дмитрий пересказал собеседникам весь свой разговор с Костиковым.
– Как удачно, что у нас появился взрослый свидетель, – обрадовался Щеглов, – это совершенно меняет дело. Печерского уже сейчас можно арестовывать: найдем доклад, два свидетеля подтвердят, что слышали, как его шантажировал связник – и каторга нашему графу обеспечена.
– Не спешите, Пётр Петрович! Если завтра Афанасий получит из рук шпиона донесение и чётки, мы возьмём Печерского с поличным, а там можно замахнуться и на большее: подменить донесение и поставлять врагу ложные сведения.
– Вон куда вы метите… – протянул капитан. – Ну, насчёт шпионов вам, конечно же, виднее, но только моё дело охотничье – преступников переловить. Вот когда все они в тюрьму сядут, тогда вы игру с турками и затеете. Моё мнение простое: злодеи должны в кандалах идти по Владимирке.
Впервые Щеглов говорил так резко. Дмитрий его отлично понимал: служба – дело святое. Частный пристав должен был обезвредить и передать в руки правосудия всех преступников на своем участке. Но ещё в юности мать как-то сказала Дмитрию: «В любом деле, каким займешься, прежде всего найди лучшего из мастеров, и дай ему возможность работать, а уж ты свой интерес выкрутишь по его следам». Частный пристав Щеглов оказался тем самым лучшим из лучших, и раз он настаивал на своем, приходилось с ним соглашаться.
– Договоримся, Пётр Петрович! У нас с вами задание общее. Разберёмся, кто и что делать будет, – примирительно сказал Дмитрий и достал из кармана часы. – Когда ваши квартальные прибудут?
– Через полчаса Куров должен подойти.
Но частный пристав ошибся, квартальный влетел в дверь уже через минуту. Лицо его пылало, как факел, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.