– Не может быть! Борей! Ты ли это?! Как же я рад тебя видеть и осознавать, что ты жив и здоров! Почти… Ты куда пропадал?! Тебя тут кто только не искал!.. Префекты какие-то. Наши хранители Кургана. Посланники из царства Трилистье. Ещё типы из имперской службы безопасности… Даже из той тайной службы люди, которую лично императрица Ваташа возглавляет. Всё у меня выпытывали, можешь ли ты быть плохим человеком. Но я после таких вопросов больше с ними не разговаривал. А двоих особо наглых даже вытолкал из своей каюты…

– Правильно сделал. И спасибо за честность и стойкость духа! – поблагодарил я его, прекрасно представляя, что пришлось выдержать молодому юнге ради неписаных законов зародившейся между нами дружбы. Скорее всего именно после его конфронтации с людьми имперской охранки и поступил приказ капитану выгнать юнгу как неблагонадёжного, не желающего сотрудничать с чиновниками человеком.

И получается, что именно по моей вине парня вышвырнули с флота до того, как он успел реализовать себя хоть как-то в живописи. Естественно, что как только я это сообразил, ни о каком прощании или кратком расставании с парнем не могло быть и речи. Я ловко освободил его от ящиков, передавая их своим землякам, сам подхватил в левую руку тяжеленный мольберт, а правой ухватил бывшего юнгу под локоть:

– Всё, без разговоров! Сегодня ужинаешь со мной!

– Э-э-э… так я…

– Жены у тебя нет, дети по углам не плачут, да и угол в ночлежке – это не лепота! – надавил я на него всем своим возможным авторитетом, только что полученным знанием и силами простенького гипноза. – А пока идём к пейчере, познакомься со всеми. Моя мама – Наталья. Отец – Павел. Дед – Назар. И воины нашего семейного клана – Иван и Фёдор. У меня сейчас другое имя, и ты прекрасно понимаешь, почему. Поэтому на людях зови меня Чингачгук из рода Атлантов. Можно просто и короче: Чи. Договорились? Вот и отлично! Тем более что мы уже пришли… Эй, хозяин! Найдётся ещё одна комната для моего лучшего друга? Вот и отлично! И мы сейчас хотим вкусно и плотно поужинать всей компанией.

– Ну так проходите в столовую, – распорядился хозяин, – сейчас ночная кухарка всё что нужно подаст… Только вы долго не засиживайтесь да на вино не налегайте…

– Сегодня не пьём! Разгрузочный день! – порадовал я его, уже вовсю подталкивая Феофана в сторону столовой. Когда уселись, я стал говорить тише: – А сейчас я вам расскажу, как мы с этим отличным парнем познакомились…

Ужин прошёл замечательно и уже через полтора часа, побывав в банном отделении пейчеры, мы все завалились спать без задних ног. И главное, о чём я строго предупредил всех перед отбоем, это запрет отдаляться от меня с завтрашнего утра на дистанцию более чем пятнадцать метров.

– Иначе… – добавил многозначительно. – Нам несдобровать.

Поэтому с утра мы все даже в туалет ходили этакой общей группой «а-ля руссо туристо, облико морале».

Завтрак мы растягивали, как могли, пытаясь либо дождаться посыльного, либо толком придумать, куда с самого утра податься. Ибо и к Емляну со своими советскими монетами было рановато выдвигаться. Ну разве что Феофан всё порывался меня поблагодарить за сытный ночлег и больше нам не навязываться. Пришлось пригрозить, что обижусь и больше с ним дружить не буду. Парень смирился, зато тут же предложил как-то отработать потраченные на него версы:

– Давай я портрет твоей матери нарисую? Она у тебя такая красавица.

Честно говоря, я очень пожалел, что сам до такой очевидной вещи не додумался. С моими-то нынешними талантами я наверняка нарисую весьма качественно и достоверно хоть портреты, хоть пейзажи, хоть натюрморты на фоне толп народа. Единственное оправдание моей безынициативности – это непомерная занятость. Куда уж тут рисовать, если выспаться толком некогда.

Но на вопрос приятеля пришлось отвечать незамедлительно, пока он не обиделся:

– Конечно, можно! И даже нужно, потому что я тебе даю официальный заказ на рисование такого портрета. Рисуй прямо здесь, только вначале сбегай за своими ящиками… А то нам сегодня как бы разлучаться нельзя.

Феофан глянул на меня тревожно, но пока расспрашивать о таком условии не стал. Только объяснил:

– Зачем здесь? Тут темно. Идём на проспект перед пейчерами, на той стороне, там как раз художники-портретисты собираются, ждут желающих заказать свой портрет.

Да нам-то какая разница, где посыльного дожидаться? Лишь бы вместе. Так что дождались нашего художника со всем необходимым да и вышли на прогулку. Хозяина пейчеры, знамо дело, предупредили, где нас искать в случае доставки сообщений. Он нам по такому случаю ещё и стулья удобные из лозы выделил.

А идти надо было всего пару шагов. Место напоминало собой этакий низенький лабиринт из камня. Заборчики, тумбы, лавки, некие валуны и десяток деревьев между ними напоминали сквер с зоной отдыха. Всадникам и каретам приходилось объезжать этот островок нерушимости и покоя, спешащим пешеходам там тоже проскакивать было неудобно. Так что это место, как и ему подобные по всему периметру вокруг Сияющего Кургана, во все времена занимали художники, скульпторы, гончары и подельщики игрушек. Из последовавшего объяснения стало понятно, что только для портретистов имелось целых три таких островка, хотя совсем чёткого разделения на кланы не существовало. Сюда, к примеру, мог и пейзажист усесться, только вряд ли ему кто-то заказ даст на картину. Потому что горожане и гости прекрасно знали, где и что им надо заказывать, и сразу шли к выбранным заранее художникам.

Мы пришли раньше основного контингента местных живописцев. Только несколько самых ранних пташек уже занимали лучшие места и расставляли мольберты. Ну и нам повезло выбрать один из самых оптимальных ракурсов, где за спиной позирующего человека возвышался массивный купол Кургана.

Феофан, как только оказался в знакомой ему стихии, моментально обустроил рабочее место, усадил куда надо Наталью Ивановну, ну а мы уже расселись сообразно собственным пожеланиям. Главное, чтобы в пределах обозначенной зоны вокруг меня, за которой я строго обязал следить Ивана и Фёдора. Ну а сам приготовился любоваться тем, как творят и работают другие. Уж очень интересно, как мой приятель научился рисовать и насколько его умения изменились после прохода обряда гипны.

Честно говоря, уже на пятой минуте наблюдения за его творчеством я несколько разочаровался. Нельзя сказать, что акварель – такой простой и непритязательный стиль рисования. Сложностей и тонкостей там хватает. Но в любом случае парень действовал скованно, с сомнениями, терял скорость прохода и слишком долго размышлял над выбором цветовой гаммы. Всё это в сумме лишало акварель лёгкости, изящности, необходимой таинственности. Хотя и нельзя было сказать, что художник напортачил. Скорее он даже выделялся среди ему подобных в лучшую сторону. Потому что постепенно за его спиной столпились около пятнадцати зевак, а двое из них даже заняли очередь, чтобы позировать для собственных портретов.

Но всё равно, глядя на его работу, внутреннее недовольство у меня нарастало и нарастало. Подспудно я осознавал, что мне тоже хочется попробовать, но дальше этого осознания не шло. Пока я не увидел, точнее говоря, не присмотрелся, к самому Феофану. Какой восторг лучился в его глазах! Какая отрешённость от всего мира! Какое истовое увлечение процессом творчества просматривалось во всех его скупых движениях и во всей фигуре! Меня словно током ударило, а по спине побежали мурашки. Вот оно! Вот оно вдохновение, которое просто необходимо зафиксировать! Причём зафиксировать немедленно, прямо сейчас!