у нас много умных и умелых женщин, которые и из доступных материалов делают такие вещи, что краше дорогих. Нет же. Некоторым нужно все сразу. Вы понимаете, что подставляете своих подруг, воруя у них и портя изделия, которые они взяли домой, чтоб доделать. Это дом. Сюда приходят, когда плохо, непонятно и страшно. Здесь вы всегда найдете поддержку в любой сложной ситуации. А вы хотите из дома сделать место откуда хочется сбежать? Зачем? Зачем нам надо воевать? Мы все с вами находимся почти в равных условиях.

— Вот именно, что в почти равных. Почему одним все, а другим ничего?

Я оглянулась посмотреть, кто это сказал, но не успела заметить. Нига не удивилась такому вопросу.

— Нам нужно, чтоб вы продолжали двигаться вперед. Начиная с первой ступени смогли подняться по лестнице вверх. У каждого свой верх. Мы же с вами разные люди. Кто-то дойдет до мастера в своем деле, а кто-то найдет счастье в доме. Но вы должны захотеть пойти по этой лестнице. Грубо говоря, если мы вас посадим на все готовое, то никто работать не захочет и замуж не пойдет. Поэтому и есть ограничения. Они полностью сойдут на нет лет так через тридцать, когда докажете, что на вас можно положиться. Пока же или работаете и получаете плюшки, или живите за счет подарков, а там как с мужем договоритесь. Решит он, что вы будете жить дальше за его счет и бегать за ним по горам, то добро. Или он вас на работу выгонит. Это ваши уже договоренности.

— Это что, он меня может и на работу выгнать? — спросила Пила.

— Нет, он только и будет есть твои сгоревшие пироги, — хмыкнула Синта. Раздались смешки.

— Но если он богатый…

— Они все богатые. Достигли того уровня, когда могут брать любые вещи, которые сочтут нужным, — сказала Нига. — Я тебе говорила и повторю для других, что смотреть по кошельку и достижениям тут глупо. Те мужчины, которые уже смогли оплатить налог на женитьбу, они в состоянии себя обеспечить, семью и у них есть дом. Но мы с вами ушли от темы нашего разговора. Наказания за воровство тут нет. Для мужчин это и вовсе дико. Никто чужое не берет. Если кто и ворует, то женщины, которые не понимают простейших вещей. Например, что завидовать глупо. И никто вам не обязан, кроме минимального набора. Крыша над головой, тарелка каши и одежда. Хотите что-то большее, так крутитесь. Никто не запрещает. Так как случилось такая неприятность, то и отвечать за это мы будем все вместе. У тех, кто работает, все рабочие часы за неделю обнуляться. Кто не работает будет неделю отрабатывать на мытье улиц, стирки и других подсобных работах. Надеюсь больше мы такое повторять не будем.

— Почему из-за чьего-то проступка должны страдать все? — спросила Инка. — Вот кто виноват, тот пусть и отрабатывает.

— Это не проступок, а преступление. У меня за это в родных краях руку отрубали. Тут же считают, что мы должны отвечать друг за друга. И еще верят в перевоспитание. Поэтому перевоспитываемся все вместе.

— А если человек не захочет перевоспитаться? — спросила я. — Мы так и будем возмещать убытки за него?

— Нет. На третий случай его сдадут и будет разговор отдельный.

— Какой? — продолжала допытываться я.

— На перевоспитание отдадим в частном порядке. Есть у нас фанатики своего дела, которые отказываются дома сидеть, а жениться им уже пора. Вот сложных девиц мы к ним и отправляем. В дальний горный поселок. Говорят, хорошо перевоспитываются на дальних шахтах замужем за добытчиком руды, который без кирки жизни не знает. Давайте доводить до этого не будем, — ответила Нига. — А найти виновную хоть сейчас. Но не буду. Даю еще один шанс. Теперь можем вернуться к работе.

Я поймала Туну. Надо было подумать, что делать с платьем. Она расстроилась, когда увидела во что оно превратилось, но у меня уже был план, как его не только поправить, но и сделать еще наряднее. В итоге договорились с ней на более сложную вещь, но такую, что она станет похожей на принцессу. Вниз платья сделать простую юбку и украсить ее остатками дорогой ткани. Плюс я еще достала свои запасы лоскутков. С узелками материала я спустилась в гостиную. Там и нашла Фегле, который что-то плел. Похоже было на сеть. Я подсела к нему.

— Освободилась?

— Или только нашла работу, — ответила я, занимая целый столик. Нужно было много чего переделать. — А ты что делаешь?

— Сетку для вьюна. Хочу его посадить в комнате. Одна стена станет зеленой.

— Красиво будет.

— Я тоже так думаю. Мне нравится зелень.

— Поэтому ты и пошел в лекари?

— Помогать другим — это приятно. Однажды на шахте обвал случился. Рук не хватало. Так я стал лекарю помогать. Мне понравилось, что кто-то благодаря мне кто-то в живых остался. Да и хотелось мир посмотреть. В караванах всегда лекари нужны. А ты почему шьешь?

— Это единственное, что у меня получается, — ответила я. — Готовлю я средне. Руководить не могу. С людьми общаться тяжело. А вот с тканью мне нравится. Она меня слушается.

— Чего у вас случилось?

— Дурить кто-то. Поэтому мне понадобится еще время, чтоб тебе рубашку сшить. Как только платье исправлю, так ей займусь. Хорошо?

— Я никуда не тороплюсь. Да и тебе спешить некуда.

— Это хорошо, когда спешить некуда, — улыбнулась я. — Так сегодня испугалась, что придется за ткань отвечать.

— Нужно проще к жизни относиться. Это же не твоя вина.

— Не моя. Но все же. Я не углядела. Надо было согласиться сшить ей платье. Тогда бы и ничего этого не произошло.

— Лета, даже если ты кому-то отказала, винить себя не надо. Это уже проблемы того человека, который не понял отказа.

— А если ты мне предложение сделаешь, вот после всего этого времени, а я тебе откажу — это получается, что твои проблемы? — тихо спросила я. В ответ была лишь улыбка.

— Мои. Но ты не откажешь.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что я это знаю. Ты не знаешь, а я знаю.

— Какой-то