На следующий день Елизавета завтракала в своей комнате и вышла в общую залу только после кофия. Она не ожидала застать там Ван-Турса, но он был там, и кроме него там более никого не было, потому что остальные завсегдатаи приходили обыкновенно значительно позже. Ван-Турс поклонился. Он был смущен. Она приветствовала его, искренне удивившись его появлению. Она принялась за свой пасьянс. Он прошелся по зале, заложив руки за спину. Она уже поняла, что он сейчас подойдет к ней и спросит о чем-нибудь незначительном. Он подошел и спросил, как раскладывать пасьянсы. Вопрос показался ей наивным. Конечно, он спрашивал только для того, чтобы заговорить с ней. Она отвечала, что пасьянсов много и рассказывать о них – долго. И она улыбнулась, потому что надо было улыбнуться. Он спросил, не хочет ли она прогуляться у городской стены. Она подумала, что может сказать о такой прогулке его молодая жена, но, конечно, спрашивать не стала, а согласилась сдержанно.

Время клонилось к полудню, они были одни. Они прошли совсем немного, и он решился после заметного колебания спросить ее, кто же она такая. Она в Генте хранила молчание о себе, но теперь поняла, что надо открыться, то есть открыться именно так, как она это себе представляла.

– В городе, должно быть, толкуют обо мне Бог весть что, – начала она. – Он смутно улыбнулся. Она продолжала: – На самом деле моя судьба совсем не является примечательной. Я сирота, росла в семье родных моей матери. Они занимались торговлей. Меня рано выдали замуж. Я тщетно пыталась поладить с мужем, но он отличался очень тяжелым характером. Однажды он поднял на меня руку, вот тогда я и решилась бежать…

– Вы не похожи на девушку простого происхождения, – внезапно высказался он.

Она взглянула на него украдкой, быстро. Эта его фраза понравилась ей…

– Я не хочу много говорить о себе, – заметила она уклончиво, на самом деле оставляя себе простор для дальнейших выдумок…

Возвращаясь в гостиницу, они уговорились о дальнейших встречах, которые должны были происходить за городом, в охотничьем домике, принадлежавшем Ван-Турсу. Она по-прежнему не спрашивала его о его жене. Она призналась, что сейчас у нее нет денег…

– …Так сложились обстоятельства, но я надеюсь…

Он предложил ей свои услуги, то есть свои деньги. Она сделала вид, будто не понимает:

– Вы хотите ссудить меня деньгами?

Он несколько смутился, но отвечал, что хотел бы просто снабдить ее деньгами безвозмездно. Она сказала, что подумает о его предложении. Вернувшись в гостиницу, она заперлась у себя, приказав, чтобы обед принесли в ее комнату. В тот день она так и не вышла более в общую залу, обманув таким образом ожидания своих поклонников.

Она раздумывала. Надо было, конечно же, говорить правду, потому что только таким образом возможно было хорошо солгать! Опыт общения с купеческим сыном, господином Лэнэ, у нее уже имелся. Но ведь тогда она была совсем наивной. Теперь она не намеревалась обманывать себя, не намеревалась убеждать себя, будто ей нравится этот человек, нравится хотя бы в малой степени! Нет, он ей вовсе не нравился. У нее просто не было иного выхода…

Спустя два дня он привез ее в охотничий домик. Там она сказала ему, что принимает его предложение…

– …но никто не должен знать, что деньги получены от вас!

– Я владею банкирской конторой! Пусть в городе думают, будто вы получаете деньги через мою контору!..

Она согласилась.

Еще через неделю она наняла дом, обновила гардероб, стала устраивать приемы. Ее связь с Ван-Турсом отнюдь не афишировалась. Порою она думала, что все это странно: неужели его жена ни о чем не подозревает?! Но ей-то какое дело до его жены!..

Между тем Ван-Турс говорил, что непременно купит для нее поместье, где и будет проводить большую часть своего времени.

– Будет лучше, если ты продашь какое-нибудь поместье, – сказала она рассеянно.

В это время она уже познакомилась с бароном Дитрихом фон Шенком. Он появился в ее салоне, кем-то приглашенный без ее ведома. Впрочем, такое случалось уже не один раз. Уже давно ее салон сделался чем-то вроде купеческого клуба, где собирались по вечерам молодые и состоятельные горожане. Кто-то представил ей Шенка и она обратила внимание на титулованную особу. Шенк говорил, что богат и намеревается ехать по делам в Лондон. Скоро она поняла, что нравится Шенку и дала ему понять, что и он ей не безразличен…

– Зачем же я должен продавать поместье? – спросил Ван-Турс.

– Затем, что мне нужны деньги! – сказала она в ответ грубо.

Он стал говорить, что ведь предоставляет ей достаточно денег. Часто повторяемое слово «деньги» вдруг вызвало у нее чрезвычайное раздражение.

– Перестань говорить о деньгах! – воскликнула она. – Мне отвратительно это мелочное, это торгашеское!.. – Она не договорила.

Ван-Турс внимательно смотрел на нее своими несколько бесцветными глазами. Позднее он говорил ей, что она все же не сходна с девушками из бедных семейств. Она не возражала ему, но и не подтверждала его слова. Она подумала, что он мыслит слишком просто. Почему-то он решил, что девушки из бедных семейств непременно должны тревожиться постоянно о деньгах! Впрочем, наверное, многие так думают…

Сама же она все более и более удивлялась себе. Теперь ей было не до философии и даже и не до чтения. Пожалуй, она не зависела ни от Ван-Турса, ни от фон Шенка, но… она зависела целиком и полностью от того образа жизни, который, в сущности, выбрала!..

* * *

Она сказала Ван-Турсу, что поедет с фон Шенком в Лондон.

– Но ведь ты плохо знаешь его! – По интонациям в этом мужском голосе она поняла, что Ван-Турс очень привязан к ней…

Но именно поэтому она говорила с Ван-Турсом резко, сердито, как и должна была говорить женщина, заурядная, обыкновенная кокетка, с мужчиной, который привязан к ней. Ей самой неприятно было вести эти разговоры, но она теперь не могла позволить себе искренность.

Она раздраженно сказала Ван-Турсу, что ведь никаких клятв и обещаний не давала ему:

– Я имею полное право уезжать с кем угодно и куда угодно! Ты предъявляешь ко мне претензии? Ты полагаешь напрасной тратой времени и денег свою связь со мной? Да, я не та, за кого я себя выдаю! У меня могут быть дела, о которых я не могу говорить с тобой!..

Она прекрасно понимала, что нарочно вводит его в заблуждение, соблазняет, в сущности, туманной перспективой, связанной с ее вероятным непростым происхождением…

Ван-Турс ничего не отвечал ей на сердитые, раздраженные речи. Она не предупредила его о дне своего отъезда, но когда она уже ехала в карете Дитриха фон Шенка, Ван-Турс нагнал их верхом на ближайшем постоялом дворе. Произошло объяснение, не очень приятное, конечно. Ван-Турс уверял, что должен был покинуть Гент, потому что отец его жены потребовал серьезнейшего отчета – опять же – о денежных делах зятя… Елизавета заговорила серьезно и сострадательно, напомнила Ван-Турсу о его жене Ангеле… Но Ван-Турс уверял ее и Дитриха, что в Генте…