— О! — произнесла я, притворяясь, что моего интереса не хватает, чтобы задать вопрос.

— Да, — сказал он, надевая пижаму. — Похоже, что эта простушка — та еще штучка. Она любит секс и готова на него в любое время и в любом месте, хотя, как я понимаю, она достаточно осмотрительна. Она склонна к самым разным извращениям. Она явно искушенный коллекционер. Она идет на все, что только можно придумать.

— Так она что, лесбиянка? — спросила я, вынужденная показать, несмотря на мою сдержанность, что я знаю о лесбиянках. Я читала о таких людях в одной книге из библиотеки Чарли.

— Нет-нет, ничего подобного — в любом случае это не обязательно.

Чарли продолжал расписывать детали, которые доверили ему Мэрион и Джон Гилберт об Андреа Гейтсбри, и говорил об этом с таким воодушевлением, что я задумалась: зачем он мне рассказывает об этом — и так много? Через несколько минут я поняла, зачем.

— Я никогда ничего не имел с ней сам, конечно, — сказал он. — Но тот, кто сексуально раскрепощен и любопытен, естественно, интересен мне. Честно говоря, я провел большую часть времени за ужином и после, играя в небольшую игру. Я воображал некий конкурс, где побеждает человек, который предложит самый невероятный и изобретательный способ заниматься любовью с женщиной. Волнующая игра, не правда ли?

— О, очень волнующая, — сказала я ровно.

Прошла еще минута.

— Лита!

— Да?

— У тебя это неплохо получается, когда ты захочешь. Мы могли бы пригласить эту девушку в дом и приятно провести время. Ты, она и я. Мы втроем на огромной постели. Что скажешь?

Чутье подсказывало мне, что к чему-то подобному он и клонит, поэтому моей реакцией был скорее гнев, чем шок.

— Нет, безусловно, нет! — возмутилась я. — Отправляйся к ней, если хочешь. Ты великий гений, тебе все позволено. Можешь делать с ней или с кем-то другим что угодно. Только не надо меня впутывать в это дерьмо!

Он нахмурился, но не ответил. И не прикасался ко мне этой ночью, хотя мы были в одной постели. Я повернулась на бок спиной к нему и притворилась спящей и несколько часов ломала голову, как, интересно, я ответила бы ему, если бы у нас все было хорошо. Год назад, когда моя любовь к Чарли была безграничной, мы как-то раз собирались заняться любовью, и он спросил меня: «Правда, было бы интересно, если бы здесь была аудитория, и люди смотрели, как мы делаем это?» Я прошептала «да» автоматически, так как в этот момент хотела сделать ему приятное. Если бы он воспринял мой ответ всерьез и действительно привел сотню зрителей, возможно, что я сыграла бы активную и бесстыдную роль в этой игре, так отчаянно и безраздельно я любила его тогда.

Теперь, однако, я испытывала отвращение, оттого что этот враждебный и чужой человек сделал мне такое грязное предложение.

Оставшуюся часть недели я наблюдала за Андреа Гейтсбри: как легко она двигалась по земле, мало говорила и бесполо выглядела. Не знаю, была ли ее репутация заслуженной, или вся эта история была попыткой разыграть Чарли. Но я узнала кое-что об экзотических — и грубых — желаниях Чарли.

Неожиданно мне позвонила Мерна Кеннеди.

— Привет, Лита! Как ты? Давно не виделись.

— Да, давно, — сказала я прохладно. Разумеется, я не рассчитывала на пожизненную благодарность за мою помощь, но она могла позвонить мне раньше просто по-дружески.

Мы договорились встретиться за обедом в кафе в Голливуде. Я пришла туда первая и, когда она появилась, с трудом узнала ее. Мы были одного и того же возраста и знали друга с восьми лет, но в ней почти не было сходства с той Мерной, которую я помнила. В коричневом шерстяном платье, с подобранными в тон шляпой, туфлями и перчатками, с явно дорогой меховой отделкой и сверкающим бриллиантами браслетом она выглядела изысканно и шикарно. Первой моей мыслью было, что она разбогатела, но не в Charles Chaplin Film Corporation. Всем было известно, как мало платил Чарли всем сотрудникам — от посыльного до выдающихся актеров.

Мерна выдала залп вопросов обо мне, о маме и ребенке и после этого начала распинаться о том, какая замечательная у нее жизнь. Она чувствует себя ужасно виноватой, что не позвонила мне раньше, говорила она, но у нее не было буквально ни минуты передышки за последние полгода и приходилось помимо работы в картине брать уроки актерского мастерства и танцев. Она была занята собой, а я — более чем терпима, так как вполне могла понять ее возбужденное состояние.

Поздравив ее, я сказала:

— У тебя все потрясающе и, похоже, есть щедрый бойфренд. Браслет очень красивый.

Пропустив мое замечание мимо ушей, она сосредоточилась на еде, но я почувствовала, что она хочет сказать мне что-то и ждет подходящего момента.

Он наступил за кофе.

— Это Чарли подарил мне браслет, — сообщила она неожиданно.

Я прикусила губу. Чарли никогда не делал просто так подарков дороже, чем за несколько долларов. Было ясно как дважды два, почему он купил браслет. Поняв мое молчание, Мерна протянула свою руку с браслетом над моими руками без браслетов.

— Послушай, Лита, — сказала она поспешно. — Я не делала ничего плохого. О чем ты подумала? Верь мне, я не делала ничего предосудительного.

Я промолчала. Я просто сидела и смотрела на нее. И наблюдала, как она выкручивается — ведущая актриса и искушенная леди.

— Ты знаешь, я не позволила бы Чарли заводить со мной шашни, — сказала она. — В конце концов, ты моя лучшая подруга. Если бы не ты, я бы не получила роль. Чарли… он дал мне его, поскольку, как он сказал, я стану когда-нибудь настоящей кинозвездой, и что прежде, чем стать знаменитой, я должна настраиваться и соответственно выглядеть: носить красивые вещи, словно я уже знаменита. У него большие планы по поводу меня. Он рассказывал тебе о своих планах на мой счет?

Я покачала головой, все еще не говоря ни слова.

— О, все так чудесно. Ты знаешь, что он собирается делать, Лита? Он собирается снимать фильм о Наполеоне и Жозефине, когда закончит «Цирк», и он говорит, я могу сыграть Жозефину!

Жозефину!

Она продолжала оживленно болтать еще несколько минут, прежде чем ошарашила всей степенью своей наглости. Оказывается, она пригласила меня на обед, поскольку хотела попросить моей поддержки. Чарли много говорил о фильме о Наполеоне и Жозефине, но в последнее время перестал упоминать об этом, поэтому она немного боялась обращаться к нему с этим. Не могу ли я обсудить это с ним и подать ему идею, что она была бы прекрасной Жозефиной?

Когда я, наконец, смогла собраться с мыслями, я сказала:

— Мерна, я хочу задать тебе один вопрос. Зачем ты надела этот браслет сегодня? Он подарил его тебе — этого мало? Зачем приходить сюда и крутить им перед моим носом?

Она моргала, словно не могла понять меня.

— Ты что, расстроилась? Я же говорю тебе, я не делала ничего плохого.