А наутро я все-таки поехала домой, желая разобраться с Кристиной. В такую рань она просто обязана была быть дома. Школу она окончила еще месяц назад и теперь готовилась к поступлению.

Только дома меня ждала встреча, увы, не с сестрой, а с матерью.

— Ну надо же, какие люди, — рассмеялась она, глядя на меня красными от недосыпа глазами.

— Ты что, еще не ложилась, что ли, спать? — без приветствий начала я.

— Уснешь тут с вами. Кристинка второй день на звонки не отвечает.

— Что значит не отвечает? И на твои тоже? Где она?

— Она уехала поступать.

— Уехала? — ахнула я, прислонившись к дверному косяку, ноги странным образом не желали больше меня держать.

— Да, она внезапно решила уехать жить в Санкт-Петербург, а меня оставила одну.

— Мама, не начинай, — отмахнулась я.

Раньше почему-то на меня это всегда действовало – все ее упреки, что она на наше воспитание всю себя и свою жизнь положила. Но почему-то сейчас я понимала, что не так уж и много она делала. Да, содержала нас двоих. Да, ей было сложно. Но в России есть тысячи других женщин, которые так же тянут на себе детей и никогда не ставят им это в упрек, не заставляют жить их с виной и осознанием, что они своим появлением испортили матери жизнь.

— Ну надо же. А Скольников-то, оказывается, тебе так и не рассказал? А что же ты тогда со мной все еще не общаешься?

— О чем ты? — насторожилась я.

Глупо, но я ревновала его к маме, наверное, поэтому настолько и отдалилась от нее и не хотела пока сближаться.

— Я просто удивилась, что ты меня мамой назвала, — отмахнулась она и отвернулась, я же присела рядом с ней и потянулась за ее ладонью, но она вырвалась, не давая мне взять себя за руку.

— Мам?

— Я не мать тебе, — тихо произнесла она, широко улыбнулась, а затем громко закричала, поворачиваясь ко мне: — Не мать! Ясно?

Я просто безмолвно кивнула, часто моргая и ничего не понимая. Совсем-совсем ничего не понимая.

— Ты дочь моей младшей сестры.

— Тети Кристины? — Губы пересохли и просто не желали двигаться, отлипать друг от друга, но я старалась как могла. — А папа?

— Папуля-то тот, — хмыкнула она, — Всем им Кристина краше была.

Я поднялась, больше не желая слушать этот бред, но в спину мне полетело еще более ужасное:

— Даже Марк твой влюблен в нее был до одури.

Я остановилась и , не оборачиваясь, сипло спросила:

— В тетю Кристи…

— Да не тетка она тебе, а мать! Потому-то вы так и похожи. Хорошо хоть, Скольников тебе не отец, а то казус бы вышел.

Мама рассмеялась, а я просто побежала. Вон из квартиры, вон из подъезда, вон из города. Слезы разъедали глаза, а душу отравляла горечь обмана.

Марк и Кристина. Марк и моя тетя…

Мамой назвать я ее никак не могла.

Нет-нет, это все бред какой-то. Не может все быть настолько глупо и неправильно. Не может.

Я сама не заметила, как добралась до станции и села на электричку. Телефон все вибрировал и вибрировал, но у меня не было сил и желания разговаривать, я словно настолько отупела от боли, что просто разучилась связывать мысли в слова.

Не было у меня слов, и все тут.

И это дурацкое состояние никак не проходило. Да, Марк подумает, что я опять, как он говорит, сглупила, сбежала, поторопилась с выводами.

Пусть думает, что хочет.

В этот момент мне было настолько одиноко и страшно, что я никак не могла заставить себя думать о Марке.

Доехав до маленького городка, в котором я не была с пяти лет, я села в первое попавшееся такси и назвала адрес. Его я знала. Отчего-то помнила: казалось, с самого детства его намертво выжгли у меня в голове.

На что я рассчитывала? Не знаю.

Наверное, все выяснить.

Узнать правду.

Я все еще надеялась, что мама мне соврала, сказала это со злости, чтобы обидеть, задеть, сделать побольнее непонятно для чего, но лучше так, чем в двадцать осознать, что весь твой мир неправильный. Весь твой мир строился всегда только на лжи.

Дверь мне не открыли, я просто ее толкнула, и та поддалась. В квартире стоял отвратительный запах спиртного, словно кто-то им поливал стены и пол…

Я сдержала малодушный порыв отступить назад и все же зашла в квартиру. Молча. Никого не звала, просто изучала комнаты, которые, как ни странно, оказывается, очень хорошо помнила. Помнила, в какой из маленьких комнат всегда пряталась мать, а в какой отец любил пить со своими дружками. В самой большой, напротив телевизора.

В нее я и шагнула сейчас. Ничего не изменилось, кроме самого телевизора. И откуда только денег взял на современный, с плоским экраном. А еще поменялся отец. Он постарел. Сильно и отвратительно. А ведь он был даже младше Марка – с ума сойти.

— Кристина? — удивленно воскликнул мужчина, выронив из рук кружку. Что удивительно, с чаем…

— Нет, Карина. Отец.

Глаза отца заполнились слезами, а я до боли прикусила губу. Конечно же, то узнавание в глазах и имя, которым он меня назвал, говорили обо всем. Но ведь не зря же я приехала. Так и не проходя вглубь комнаты, я сухо спросила:

— Кто моя мать?

Мужчина зажмурился и, поднявшись, подошел ко мне. От него несло перегаром, и я поморщилась, но сдержалась: мне нужны были ответы.

— Неужели она тебе все рассказала?

— Так это правда?

— Да, Настя твоя тетка.

— Но как так получилось?

— Твоя мать меня не любила. А я был слишком ревнив и ничего не замечал.

— Что это значит? — нахмурилась я и немного пошатнулась: тяжело было стоять почти солдатиком, без опоры. Но я никак не хотела, чтобы этот мужчина, мой отец, подходил ко мне еще ближе.

— Кристина любила другого человека. Но забеременела от меня. Мы с тобой, доченька, были ей не нужны. Я думал, что стерпится – слюбится. А она все просилась и просилась у меня. Хотела в Москву поехать, к хахалю своему. Помириться. А я ее тобой попрекал. Как же так? Неужто ребенка оставишь на меня. Надо было отпустить…

— Не понимаю, — я тряхнула головой, — а Кристина? Она же тоже твоя дочь?

— Да. Но я Настю никогда не любил. Только Кристинку свою. Дуру набитую. — У отца по щеке потекла слеза, а я вздрогнула. Неужели тот самый мужчина, о котором говорит отец… да ну нет, это уже Санта-Барбара какая-то… — Тяготили мы с тобой ее. Она видела помеху во мне. И в тебе тоже видела помеху…

— Кто?

— Мать твоя. Она сама под машину кинулась. Не хотела она жить с нами. С ним хотела, а я не отпускал. Надеялся тобой ее привязать, а вышло оно вот как… Ты совсем младенцем была, месяца тебе еще не было…