Я замедлила шаг. Винценц вскоре оказался рядом.

– Эмма, я понимаю, ситуация кажется мрачной и беспросветной.

– Ах, кажется? – язвительно спросила я, толкая входную дверь. В лицо тут же ударил прохладный осенний воздух.

Винценц вздохнул.

– Нет! Конечно, не кажется, мисс Эмма! Она на самом деле мрачная и беспросветная! И это ужасно. Это совсем не входило в мой план. Но откуда же я знал?.. – Тут его голос сорвался.

– О чём?

Винценц чуть обогнал меня и посмотрел прямо в глаза.

– Скажи на милость, мисс Эмма, откуда, чёрт возьми, я должен был знать, что моя чтица окажется такой очаровательной молодой леди?

Я хмыкнула. Вот только его жаркого бреда мне сейчас не хватало. И так дышать нечем!

Я продолжала идти, он не отставал. Вместе мы добрались до лавочки, на которой мы с Леей обычно сидели на большой перемене и жевали сэндвичи.

Я бессильно опустилась на неё и закрыла лицо руками.

Винценц сел передо мной на корточки. Я почувствовала, как он нежно касается моих предплечий.

– И я не могу вечно подвергать эту очаровательную леди опасности попасть против воли в мой книжный мир. Я не хочу её страданий. – Он помолчал. – Но могу ли я спросить её, пойдёт ли она со мной по доброй воле?

Я подняла взгляд. Он застенчиво улыбался. От Винценца Брендфейра такой застенчивой улыбки ожидаешь меньше всего.

– Ты о чём?

Он откашлялся.

– Что, если бы и ты стала частью моей книги, Эмма?

– Винц…

– Ты не волнуйся, я бы позаботился, чтобы тебе там было комфортно. Чтобы тебя никто не обидел. Моя приёмная мать, конечно, очень порочная женщина, но в целом это можно вынести. А отец…

– Винц, – перебила я и в отчаянии посмотрела на него. – Я не могу!

– Но почему?

– Моё место здесь, с папой. Он уже потерял маму. Если он потеряет ещё и меня, он этого просто не переживёт.

Винценц помолчал. Затем медленно кивнул:

– Я всё понимаю. Тогда, полагаю, нам нужно быть благоразумными. – Он выпрямился и помог мне встать. – Но всё же давай забудем о благоразумии хотя бы сегодня ночью. В последний раз.

А потом он притянул меня к себе и поцеловал.

Следующая неделя прошла удивительно неспокойно. Вероятно, это также было связано с тем, что мы с Винценцем старались теперь как можно меньше разговаривать друг с другом. Я ходила в школу, делала домашнее задание и притворялась, что ничего необычного не происходит. Ну подумаешь, он всегда где-то поблизости… Выбора-то у нас не было.

Но всякий раз, когда мы всё же разговаривали, я тут же мысленно возвращалась на школьный бал. Больше всего на свете мне хотелось бы забыть тот вечер… и всё же – навсегда сохранить его в своём сердце.

Скоро должна была приехать Ханна, и после её визита нам предстояло расстаться навсегда. Если, конечно, не случится ничего из ряда вон выходящего.

Чувства по-прежнему одолевали меня, я ничего не могла с ними поделать. Чаще всего это происходило по ночам. Я долго не могла уснуть, наблюдая за спящим на диванчике Винценцем, и спрашивала себя, почему случилось так, как случилось. Почему он не мог быть простым парнем? Чтобы этой дурацкой связи не существовало. Не существовало этой книги, в которую он вскоре должен вернуться. Чтобы я не напоминала себе сто раз на дню: «Тебе нельзя целовать его, Эмма!» В общем, чтобы над нами не висели эти чёртовы дамокловы мечи, готовые в любой момент сорваться и разбить моё сердце вдребезги.

И вот в пятницу в дверь позвонили. Неизбежное приближалось. Я поспешила в коридор и открыла дверь. Ханна Рудерер (которую у нас теперь звали просто Ханной) стояла на пороге квартиры с ярко-розовым чемоданчиком.

– Привет, Эмма. – Её голос, как всегда, звучал приторно-сладко.

– Здравствуй. – Я внимательно смотрела на неё.

Она была в коричневых сапогах, доходивших до колен, а пальто, видимо, было подобрано в тон к чемодану. Сначала она вкатила в прихожую чемодан и только потом вошла сама. В руке она что-то сжимала.

– Вот, это тебе, – проговорила она и натянуто улыбнулась. Было видно, что она нервничает. Я, честно говоря, тоже волновалась, помня о нашей последней встрече, но всё же попыталась улыбнуться. В конце концов, я обещала папе, что буду с ней вежлива и любезна. Я перевела взгляд на её подарок.

Швейцарский цельный молочный шоколад с нугой.

Хм. А быть вежливой будет проще, чем я предполагала! Сейчас только шоколад и мог помочь моему страдающему сердцу.

– Спасибо, – тихо проговорила я. – Папа на кухне.

Ханна радостно потёрла руки.

– Ух ты, он готовит что-то вкусненькое? Я уже в предвкушении.

Похоже, она ещё не знала, что папа и кулинария – понятия несовместимые. Я хмыкнула.

– Да, он готовит.

– Это замечательно, я просто умираю с голоду. Я же к вам прямо из Цюриха. У тебя всё в порядке?

– Да, только устала немного, – ответила я и закрыла за ней дверь квартиры.

– Значит, нас таких уставших две. – Ханна пригладила волосы. – Школа утомляет, да?

– Ну бывает иногда.

– Твой отец сказал мне, что у тебя был первый школьный бал. Тебе понравилось?

Господи, да по сравнению с ней даже бабуля Фрида уже не кажется самым дотошным человеком на свете!

– Да, было очень мило, – ответила я. Какая ложь… Это был самый прекрасный вечер в моей жизни. Но я бы никому об этом не сказала.

– Рада за тебя, – вздохнула Ханна. – Когда я вспоминаю свой первый бал, просто слёз не могу сдержать. Ты обязательно должна мне всё подробно рассказать!

К счастью, папа как раз вышел из кухни и спас меня от необходимости рассказывать.

– Ханна! – Не успела я опомниться, а он уже забирал у неё чемодан. – Как прошла поездка в Швейцарию?

– Всё хорошо. – Ханна сняла розовое пальто. – Но я очень хочу отдохнуть. Расслабиться. Ни о чём больше не думать.

– Что ж, ты пришла по адресу. – Папа поцеловал её в щёку, но я видела, что целился он прямо в губы.

Ханна довольно улыбнулась.

– А чем это так пахнет? У меня уже прямо слюнки текут. – Она втянула воздух.

– Это спагетти с тунцом, – сказал папа, вешая её пальто на последний свободный крючок гардероба. – Эмма, ужин через десять минут, хорошо?