— Я уехала в Америку на восемь лет и ни разу за это время не приехала и не позвонила Вике. — Виновато произносит. — А когда вернулась, узнала, что ее родители все-таки развелись, дядя Валера женился на молодой любовнице, а Вика еще в начале первого курса собрала вещи и ушла из дома. И никто не знал, где она и что с ней. Родители ее не искали. — Мама снова тянется за стаканом с водой и жадно пьет. С шумом ставит его на столик. — Я наняла частного детектива, чтобы он нашел Вику. И он нашел. Сказал, что она употребляет наркотики, живет с торговцем героином и у нее трехлетний сын.

На этих словах мама замолкает и быстро вскидывает на меня взгляд. Я же сижу и боюсь пошевелиться. Горло будто проволокой связали — трудно вдохнуть.

— Я поехала по указанному адресу, — тихо продолжает, глядя на меня. — И забрала Вику с тобой к себе. Я пробовала лечить ее от зависимостей, она лежала в клинике, но… — мама запинается. — Ничего не помогло.

— Как она умерла? — спрашиваю с напряжением. — Илья сказал, что прыгнула с крыши на твоих глазах.

— Да…

— Почему она сделала это? Ей было настолько на меня наплевать?

Мама быстро качает головой.

— Нет. Вике совершенно точно не было на тебя наплевать. Она любила тебя и была хорошей матерью.

Я не могу удержаться от нервного смеха.

— Серьезно? Любила меня? Была хорошей матерью? Она бросила меня на произвол судьбы.

Кристина снова быстро качает головой в разные стороны.

— Нет. Вика… — Она замолкает, пытаясь подобрать слова. — В общем, Вика знала, что я тебя не оставлю, поэтому нельзя сказать, что она бросила тебя на произвол судьбы. Она знала, что я позабочусь о тебе.

Мне неприятно, что она защищает эту женщину, которую язык не поворачивается назвать матерью.

— Как она умерла? — напоминаю свой вопрос, чтобы прекратить оправдания наркоманки, кровь которой по какой-то причине течет по моим венам.

— Это была годовщина смерти моей мамы. — Медленно произносит, смотря перед собой ровно в одну точку. Возвращается мысленно в тот день. — После кладбища я поехала навестить Вику, но не обнаружила ее в квартире. Ты был там один. Я стала метаться в поисках подруги, а ты сказал, что несколько дней назад вы с ней поднимались на крышу дома. Я бросилась туда и обнаружила Вику с бутылкой водки в руках у самого края. Мне не удалось ее остановить. И после ее гибели я тебя усыновила, потому что Викины родители не захотели тебя забирать. Ее мать окончательно спилась, а у отца была новая семья.

В кабинете воцаряется молчание. Мама продолжает смотреть ровно перед собой, явно вспоминая события двадцатилетней давности, а я пытаюсь понять, как ко всему этому отношусь. Не знаю. Но совершенно четко понимаю одно: эту погибшую женщину я своей матерью не считаю. Более того — мне противно думать о ней как о своей матери. Сразу хочется помыться.

— Илья сказал мне, что ты была на крыше вместе с дядей Егором, — прерываю затянувшуюся тишину. — А как он там оказался?

— А, Егор в тот день позвал меня замуж.

— Что!? — громко восклицаю, не веря своим ушам.

— Замуж меня позвал, говорю. Но я отказалась.

Я чувствую, как моя челюсть опускается до колен. Мама смотрит на меня, а затем начинает смеяться.

— Ой, да у нас там такие страсти кипели, — машет рукой. — Сейчас, конечно, смешно это все вспоминать.

— А как же папа? — это единственное, что я могу из себя выдавить.

И почему-то мне становится очень обидно за отца…

— Папа тогда был женат на Ольге. Они ждали Лизу.

Упоминание о Бестии тут же отрезвляет меня.

— Значит, Лиза его первый ребенок, да?

Мама кивает головой.

— Да, Ольга была первой женой Максима, а Лиза его старший ребенок. Я вторая жена. Он развелся с Ольгой, когда Лизе было два месяца или около того. После нашей свадьбы Максим тоже тебя усыновил. Ну а дальше ты все уже сам знаешь.

Мать замолкает и смотрит на меня с грустной улыбкой. Тянется ко мне рукой и гладит несколько раз по голове.

— Миша, мы всегда считали тебя родным сыном. — Тихо говорит.

— Я знаю, — отвечаю, и голос выходит хриплым от напряжения. — Но почему вы никогда не рассказывали мне?

— Мы не хотели, чтобы ты знал.

— Почему?

— Потому что ты наш сын.

— Я должен был знать, — настаиваю на своем.

— А что бы это изменило?

Ее вопрос попадает ровно в цель. Но мне нечего ответить ей на него. Мне бы хотя бы самому себе ответить.

«Это изменило бы абсолютно все в моих взаимоотношениях с Лизой», — честно себе признаюсь.

И вдруг в эту самую секунду я понимаю, насколько она добрее и лучше меня. Столько лет знать правду и ни разу — ни разу! — не использовать ее против меня. Даже когда я поступал с ней гадко и некрасиво, даже когда сильно ее обижал. Даже когда обзывал ее «несчастной сироткой», коим являюсь сам.

Она молчала. Четыре с половиной года она знала и молчала, чтобы не причинять мне боль.

А я так с ней поступал…

Мама обнимает меня одной рукой и кладет голову мне на плечо, заставляя отвлечься от мыслей о Лизе. Я же напряжен до предела и смотрю перед собой в одну точку, вспоминая все те гадости, которые делал по отношению к ней.

— Знаешь, как ты первый раз назвал меня мамой? — тихо спрашивает, выдергивая меня из воспоминаний.

— Как?

— Это был февраль, я вышла погулять с тобой в Музеон у дома. Мне позвонили с работы, и я отвлеклась на звонок. Ты устремился вперед по дорожке и остановился возле каких-то старушек, которые гуляли с внуками, и я услышала, как они тебя спросили: «Мальчик, а ты один гуляешь?». А ты им ответил: «Нет, я с мамой». Я заплакала, когда услышала, что ты назвал меня мамой. И ты еще ко мне подбежал и спросил: «Мама, почему ты плачешь?».

Я чувствую, как губы трогает легкая улыбка. Поворачиваюсь к ней и крепко обнимаю.

— Ты самая лучшая мама на свете. — Шепчу. — И я очень тебя люблю.

Она опускается лбом мне на плечо, а через несколько секунд я чувствую, как джемпер становится мокрым от ее слез.

После тяжелого разговора с мамой меня ждет не менее тяжелый разговор с отцом. Я уже знаю, какие вопросы он будет задавать. И ответов на них у меня нет.

Именно поэтому к офису его адвокатской фирмы в «Москва-Сити» я подъезжаю с камнем на душе. Долго курю у входа в башню, пока ноябрьский холод не пробирается сквозь верхнюю одежду, и думаю, что ему отвечать. Ухмыляюсь про себя. В разговоре с мамой вопросы задавал я, а в разговоре с отцом вопросы будет задавать он.