сжала руки хрупкой девушки: она дрожала всем телом, хотя вымокшее от морских брызг платье было на мне.

– Какую реликвию ты принесла? – поинтересовался Зашари. – Англичанка добыла завидный кусок, вряд ли у тебя лучше.

– Дай Диане отдышаться хоть пять минут, Заш, – остановила его Поппи. – Она рисковала жизнью… О, Диана, если бы ты знала, как я счастлива тебя видеть!

Подруга подняла руку к моей щеке, где коготь сирены оставил тонкий след.

– Но ты ранена!

– Ерунда! Простая ссадина! Заживет так же быстро, как в моих венах бежит кровь Короля.

Вытащив два черепа из котомки, я повернулась к Зашари:

– Ты прав, не могу предложить трофей лучше, чем у леди Джуэл. Но без нее я бы сейчас не разговаривала с тобой, а кормила сирен в море.

Я бросила взгляд на девушку, подобранную на злачной улице Лондона и превращенную в графиню. Раньше мне казалось, что Стерлинг трансмутировал Джуэл из-за ее красоты, способной соблазнить Бледного Фебюса. Теперь было очевидно: причина таилась в голосе англичанки – в этом мистическом, волшебном пении, которому я обязана жизнью.

– У тебя два черепа, – заметил Зашари. – Даже если они не так красивы, как у Джуэл, может, Бледный Фебюс оценит количество, а не качество.

– Мне принадлежит лишь один из них, второй – Эмины.

– Ей? – прорычал оруженосец, нахмурив брови. Он все еще помнил недавнюю стычку с турчанкой. – Она вернулась покалеченной и с пустыми руками. Оставь себе оба, Диана.

– Это несправедливо. На Клыке Смерти мы с Эминой объединились. Ни одна из нас не дожила бы до сегодняшнего утра, и ни одна из нас не будет проигравшей сегодня: Кармен сложила оружие. Рубином, подаренным ей Фебюсом, сирены скоро украсят череп кубинки, ну а я дождусь нового подвига, чтобы на равных столкнуться с османкой.

Зашари не отступал:

– Отказ от шанса одержать победу в этом поединке, только чтобы соблюсти пакт с какой-то ренегатой[135], будет считаться изменой! – Юноша подошел ко мне ближе и шепнул на ухо: – Я могу донести на тебя Королю…

– Так же, как ты донес Гиацинту на Рафаэля? – прошипела я. – И кто станет следующим оруженосцем, принесенным в жертву твоего рвения? Прозерпина? Ты должен задать себе вопрос, Зашари: не являешься ли ты сам предателем, сдавая тех, кто считается твоим братом и сестрой по оружию?

Мы стояли друг против друга на краю широкой палубы, никто не мог нас услышать, даже Прюданс, робко поглядывающая в нашу сторону. Я прекрасно понимала одержимость шевалье из Луизианы вести отважную борьбу за отмену рабства, каким бы ни были побочные жертвы. Я тоже прошла через это, не колеблясь предавая ради своей цели, единственно справедливой, как считала. Потребовались время, чтобы осознать цену низких поступков и чтобы понять: я не в силах в одиночку облегчить все страдания мира. Мне бы хотелось, чтобы Зашари тоже это понял и нашел достойных союзников, а не двигался по тупиковому пути один.

– Моя верность Нетленному безгранична, – защищаясь, бросил юноша.

– Зато его благодарность ограниченна. Согласна, борьба против рабства важна, но ты ошибся в тактике. Ничего не жди от Нетленного, чтобы он ни обещал тебе.

Зашари возмутила услышанная дерзость:

– Осторожно, де Гастрефриш! Твои слова граничат с преступлением – оскорбление монаршей власти.

– Напротив. Я вижу, что представляет собой Нетленный: всемогущее божество, живущее среди смертных. А боги никого не берут в расчет. Сурадж уже заплатил за это. Ты знаешь, что Король не дал ему войска для защиты отдаленных границ индийского королевства, в которых тот нуждался? Открой глаза, Зашари! Он не предложит тебе даже той малой справедливости, которую ты настойчиво попросишь.

Рот оруженосца приоткрылся, но он ничего не сказал: впервые юноша не находил слов, чтобы оправдать свою преданность Нетленному. Я выдержала взгляд луизианца, немного оглушенная откровенным разговором, но и одновременно испытав облегчение. В голову пришла безумная мысль: что, если однажды найду мужество признаться Зашари в своем настоящем имени и докажу ему, что Народная Фронда – единственный способ раз и навсегда покончить с ужасами рабства? Пришлось прогнать эту мысль – еще слишком рано, оруженосец еще слишком привязан к Нетленному, а у меня в приоритете миссия, которую требовалось выполнить в первую очередь. Заполучить «El Corazón» – вот необходимое условие для будущей свободы! Ибо, если Королю Тьмы удастся с его помощью покорить день, надежда на нее погаснет навсегда…

Я отвернулась от Зашари и поспешила к Гюннару, чтобы отдать ему реликвии от своего имени и Эмины. Первый лейтенант уже получил череп Джуэл. Англичанка тем временем успела удалиться в свою каюту вместе со Стерлингом.

– Благодарю, Диана де Гастрефриш, – сказал Гюннар, машинально забрав мои дары и тут же переключившись на увенчанной короной трофей, внимательно рассматривая его знающими глазами эксперта: – Голова принца – вампира самого высокого ранга. Без сомнения, принадлежит одному из представителей королевской семьи вице-королевства Новой Испании. Многие из них исчезли в море в первом веке эры Тьмы, когда морские пути были еще мало изучены. Бесспорно, редкая вещь и стоит больших денег.

Норвежец приготовился войти в донжон, чтобы отнести трофеи Бледному Фебюсу. Я задержала его на секунду:

– Кажется, вы лучше других знаете фауну тропических морей, месье Гюннар. Почему сирены предаются этому погребальному ювелирному искусству?

Великан пожал могучими плечами:

– Никто этого не знает. Глубины океана хранят тайны, которые невозможно разглядеть с поверхности.

Ничего не добавив, он развернулся и ушел.

* * *

Я провела большую часть дня, отсыпаясь в каюте, довольная тем, что смесь дурмана и настойки позволила мне забыться и отдохнуть. Воспоминания о Клыке Смерти стали чем-то далеким и туманным, как если бы были не более чем сном. В отражении зеркала над туалетным столиком заметила, что царапина на щеке исчезла, – никаких свидетельств о прошедшей ночи не осталось. Я шагнула к окну, чтобы сквозь квадраты стекла понаблюдать, как садилось солнце. Море, воспламененное закатом, простиралось на триста шестьдесят градусов до стены Глаза урагана. Кто знал, в каком направлении двигалась плавучая цитадель, унося с собой бури? Но главным для меня было одно: я обеспечила себе дополнительную неделю, чтобы найти «El Corazón». Кроме того, не терпелось узнать, что удалось сделать Клеанту за то время, пока я храбро встречалась с сиренами. Мы договорились, что после ужина он принесет мне сельтерскую воду.

В присутствии Поппи и Прюданс, у которых вошло в традицию вместе со мной есть, я поспешно проглотила безвкусный, как и все остальные, ужин, предложенный экипажем «Ураноса»: кусок белого хлеба, похожего на мел, и прозрачную рыбную похлебку. Едва выпроводив свиту под предлогом