Всю дорогу мы молчали, а когда подъехали к дому, она сказала:

- Пошли.

Мы вошли в дом. Она поставила шампанское на тумбу в коридоре, повернулась ко мне и поцеловала. А потом все было правильно и красиво. Не разжимая объятий, мы каким-то образом оказались в постели, частично разделись и исполнили самый красивый танец с наивысшими судейскими оценками. Это было показательное выступление.

Мы как будто все отрепетировали и давным-давно знали друг друга.

Потом, когда мы пили шампанское, я приревновал Галю к прошлому. Неизвестно к чему и неизвестно - зачем. Мне захотелось узнать, сколько мужчин у нее было до меня. Но прямо спросить я постеснялся.

- Ты часто влюблялась? - осведомился я, как будто это одно и тоже.

Она приподнялась на локтях и внимательно посмотрела на меня.

- Ты действительно хочешь знать?

- А почему бы и нет?

- Первый раз я влюбилась в девятом классе. Папа купил нам с сестрой путевку на юг. Она в то время уже оканчивала институт, и родители не боялись отправлять меня с ней. Мы жили в ста метрах от моря, в маленьком домике на две кровати, туалет на улице. Над моей кроватью висела картина, довольно неаккуратная, по-видимому, какого-то местного художника, мазилы и калымщика. На ней была нарисована ваза, в вазе - три розы, а на каждой из роз сидело по мухе. Ты слушаешь?

- Да.

- Я тогда так поразилась. Я думала: «Не может быть! Мухи на розы не садятся», и, представляешь себе, ошиблась. Сижу как-то возле столовой на скамейке у клумбы и вижу - на розах ползают огромные, противные зеленые мухи. Для меня это был страшный шок. «Как так? - думала я. - Такие прелестные цветы, и такие противные насекомые! В чем связь»? Я после этого стала к тому художнику относиться с уважением, и начала видеть в его картинах какой-то глубокий смысл. Тебе интересно?

- Очень.

- Так вот, я влюбилась в одного парня. Я сейчас не могу объяснить, чем он мне понравился, может быть, просто пришло время, а он оказался под рукой, но в то время я думала, что он самый лучший. Самое странное, что он отдыхал вместе с женой, но трудностей я не боялась и намечтала себе неизвестно чего. Они банально сидели за соседним столиком в столовой, и мы всегда здоровались. Его супруга, как я сейчас понимаю, была довольно симпатичной девицей, но мне тогда казалось, что она - воплощение пошлости и тупости. «Это несправедливо», - думала я. - «Она его не достойна. Стоит ему поближе познакомиться со мной, и у него откроются глаза». Я представляла это себе так: он смеется над ней, говорит, указывая на меня: «Вот она, моя настоящая любовь», обнимает, целует, а дальше - потемки. Дальше у меня фантазии не хватало. Смешно?

- Нет, почему же?

- Однажды его жена с утра уехала с другими женщинами на рынок за барахлом. Моя сестра, кстати, тоже. И мы с ним весь день провели вместе. Мы позавтракали вместе, поиграли в теннис, искупались, одним словом - сблизились. Я, как дура, раскрыла ему душу. Рассказала все, все, все, даже про розы и мух. Ходила, как в тумане. Потом началась гроза, и мы сидели в беседке, но он меня так и не поцеловал. «Порядочный, - подумала я. - Вначале он порвет с женой», и когда приехали наши дамы, спряталась около их домика, чтобы подслушать. Они сидели на веранде, он курил. Вначале жена рассказала ему про шмотки и цены, потом про то, кто, что купил, а после спросила: - «А чем ты занимался»? «Гулял с нашей соседкой. С девчонкой». «Ну и как она»? «Малость того. Рассказывала мне про каких-то мух». «Может, она - юный энтомолог»? «Может», - сказал он и заржал.

Я проревела всю ночь. И, что самое интересное, я его не осуждала, а наоборот, считала себя мухой, которая посягнула на розу. Потом, целый год страшно комплексовала, пока не встретила Толика. Но, это уже не интересно.

Мне нужно было что-то сказать.

Меня спас сотовый. Он запиликал где-то вдали, и я лихорадочно принялся разгребать наши шмотки беспорядочно разбросанные по полу.

Звонил Ефимов.

- Ты где? - почему-то с раздражением спросил он.

- В гостях.

- Мне нужно тебя срочно увидеть.

- Зачем?

- Я завтра уезжаю, и мне хотелось бы отдать тебе деньги за водку.

- Приедешь, отдашь, - мне не улыбалось ни с кем встречаться.

- Я уезжаю надолго.

- Давай, завтра утром, перед отъездом, - продолжал сопротивляться я. - Сегодня невозможно. Я уже выпил, тут людей много. Ты скажи, во сколько и куда, я подъеду.

- Ты что, дома ночевать не будешь?

- Нет. Я за городом, в частном доме.

- Где?

- В десяти километрах, по Московской трассе.

- Так, давай, мы завтра к тебе подъедем, нам по пути.

- Лады, - обрадовался я, и рассказал им, как меня найти.

После того, как я закончил разговор, мы еще немного выпили шампанского, и я зачем-то сказал:

- А меня мать не любит.

- Почему?

- Отец бросил ее, когда она была беременная, и она не может мне этого простить.

- А при чем здесь ты?

- Я не знаю. Может быть, она думает, что отец испугался, когда узнал о том, что я должен родиться. И, если бы не я, то она смогла бы его со временем приручить. А может, думает, что я весь в него, и тоже ее брошу.

- Это плохо, - сказала Галя.

- А еще она ждет не дождется от меня внуков.

- Кстати о детях, - прошептала Галя, уткнувшись мне в плечо. - У меня сегодня опасные дни, - она помолчала. - Но ты не бойся, я тебя не потревожу, если что случится.

- А что ж ты меня не предупредила?

Она опять встала на локти и удивленно посмотрела на меня.

- Как же я могла? Все было так красиво. Если бы я начала что-то говорить, тогда бы все исчезло.

«Дура», - подумал я, но уснул почему-то счастливый.

Вульгарные бегонии на подоконнике, тяжелые сирийские шторы. Я долго не мог понять, где нахожусь. Вчера в сумерках все выглядело несколько иначе. Где-то внизу на полу надрывался сотовый. Я пошарил рукой.

- Да.

- Между прочим, мы приехали и стоим у ворот, - сказал Ефимов.

Я не стал искать трусы. Натянул джинсы и накинул куртку на голое тело, в прихожей сунул ноги в калоши не по размеру. Пока я ковылял к воротам, успел подумать, что мне здесь нравится, вспомнил вчерашний вечер, и понял, что доволен.

Уже почти рассвело. От холода я покрылся гусиной кожей. Хотелось в туалет. За калиткой рядом с Ефимовым стоял незнакомый парень лет двадцати пяти, явно не интеллектуал, он вдобавок был еще и очень светлым, почти без бровей и ресниц, и хлопал веками, как рыба.